– Совещание окончено. Господа, прошу убыть к войскам! – Кутепов пресёк митинговщину.
Раздосадованный Скоблин опустился на стул. Напоследок коснулись волновавшей всех темы подкреплений.
– Каждый разговор со штабом армии и ставкой я начинаю с данного вопроса, – на каменных скулах командира корпуса заиграли желваки. – Обещают прислать сразу после ликвидации банд Махно.
Говоря это, генерал доподлинно знал, что резервов в распоряжении высшего командования не имелось, так же, как не наблюдалось скорейших перспектив к усмирению крестьянских восстаний, затопивших Украину и Новороссию.[6]
Добравшись до своего вагона, Скоблин дал волю эмоциям. Не стесняясь в выражениях, раскатал под орех скудоумное начальство, в очередной раз выказавшее полное отсутствие тактической смелости и инициативы.
– Ну что мы вцепились в этот Орёл?! – полковник сбросил сырой дождевик. – Пусть краснопузые временно подавятся им! Всем штабам нужно вылезти из тёплых вагонов! Обозы, больных, раненых отправить как можно дальше в тыл! Главная задача – уничтожить Латышскую дивизию! Уничтожим латышей, вернем Орёл! Остальные советские полки не страшны! И, не задерживаясь в Орле, быстрым маршем – на Москву! За Орлом у красных – пустота. Возьмём Москву, большевики утратят управление войсками и рухнут! Да, во время нашего движения Будённый будет громить наши тылы! Но под его началом казаки, они неизбежно ринутся грабить, обозы разбухнут от добычи, и весь порыв спадёт. Его быстро постигнет участь Мамантова!
– Ну ты размахнулся, Николай Владимирович, – аккуратно вешая шинель на крючок, возразил капитан Капнин. – Штаб армии никогда не утвердит подобной операции.
– А мы предупредим Харьков о её начале и немедленно порвём связь! – у Скоблина разгорелись глаза. – Ты знаешь, Константин Львович, удар Будённого по Харькову был бы даже полезен для нашего зажравшегося тыла. Многим бы поневоле пришлось взяться за оружие!
– Спору нет, разобщая корпус, Кутепов демонстрирует рутинность оперативных методов, – Капнин склонился над расстеленной на столе десятивёрсткой[7]. – Но твоя идея идти на Москву, ной на столе десятивёрсткой оставив за спиной конницу Будённого, авантюра девяносто шестой пробы.
– Я думал, мы с тобой единомышленники, – в голосе полковника мелькнула обида.
– Были, есть и будем, – примирительно сказал начальник штаба, потирая выпуклый лоб. – Чёрт, как башка трещит!