Женщина осеклась. И опять не вся правда. Слишком рано девочке знать, что мама умерла из-за ошибки врачей, едва Лиза появилась на свет.
– Рита, я уже большая, – серьёзно посмотрела на неё Лизавета. – Мамы больше нет, да?
– Мама будет с тобой всегда, пока ты её помнишь, – тихо произнесла женщина. – Ты можешь рассказывать ей о своих неудачах или победах. Она тебя обязательно услышит, потому что будет в твоём сердце.
Лиза притихла, потом забрала из рук Маргариты фотографию и, резко поднявшись, скрылась в своей комнате. Брошева подошла к окну и долго смотрела вдаль. Она всегда задумывалась, почему именно к ней так тянется Лиза. Не к Васнецовой или Поповой. Или к тем же девочкам, Милане с Машей. А именно к ней?
А сейчас, увидев фото Шориной-старшей, Маргарита поняла, что девочка невольно видит в ней маму, потому что они очень похожи. Даже по одному снимку заметно, что женщина была сильной и уверенной в себе.
После этого разговора Лиза стала меняться. Она уже не так агрессивно относилась к окружению отца, и в доме стали собираться более шумные компании. Иногда Лиза и Даниил устраивали показательные выступления. Вот только относился он к ней по-прежнему как к маленькой девочке, чертёнку.
Четырнадцатилетие Лиза Шорина праздновала два раза. Сначала с одноклассниками в кафе недалеко от дома, потом в компании старших друзей дома.
При помощи Анны Поповой девочка приготовила и накрыла роскошный стол в большой комнате и стала ждать гостей.
Первой появилась её лучшая подружка и наставница Маргарита с огромной сумкой.
– Это всё мне? – схватила именинница подарки, едва Брошева появилась в квартире.
– Осторожнее, там наряды, – предупредила женщина. – Пошли красоту наводить.
Через полчаса, когда все уже были в сборе, Маргарита вышла из комнаты.
– Ну что? – весело оглядела она собравшихся за столом. – Готовы? Лиза, выходи!
На девочке было платье-сарафан лимонного цвета чуть ниже колен с широким, расшитым стразами, поясом. На ногах были туфли-лодочки, рыжие волосы были заплетены в широкую косу.
– Ну, пока ещё не совсем леди, – довольно улыбнулась Брошева, обнимая Лизу за плечи, – но уже барышня. Николай Иванович, ты чего? – удивлённо посмотрела она на Шорина, смахивающего слёзы.
– Вырос мой ребёнок, – улыбнулся тот, оглядывая всех.
– Папка! – бросилась ему на шею девочка. – Ты у меня самый лучший!