…А на выставке все шло своим чередом – торжественное открытие, многочисленные, порой взаимоисключающие друг друга рецензии в разных изданиях, длинные очереди у стен галереи, умствование неутомимых снобов. Как и ожидалось, все стремились посмотреть работы Артура Грецкого. Зал его всегда был полон. А молодой художник купался в лучах славы, без устали давал интервью, беседовал с посетителями, рисовал летящие автографы. И так изо дня в день. Это выводило Марата из себя.
– Ведь ничего нового, все заимствовано. Да к тому же не в лучшем исполнении. А они все готовы молиться на него, как на икону, – зло выплескивал он свою досаду Маргарите.
– Нам надо действовать так же, – сказала она. – У меня есть знакомый репортер, я его позову. Ты художник известный, он с удовольствием о тебе напишет.
Марат только махнул рукой и вышел на улицу. Неудержимо тянуло выпить. Он зашел в ближайшее кафе, но и там, к своему огорчению, обнаружил великого художника Грецкого. Две молодые дамы заискивающе щебетали рядом с ним, а он потягивал виски и снисходительно улыбался. Официант принес ему на огромном блюде дымящееся второе, и деликатные дамочки, вспорхнув, помахали ручкой своему идолу.
Марат наблюдал как он ест, обстоятельно, неторопливо, с осознанием своего величия, и злость все сильнее закипала в нем. «Сейчас я испорчу тебе обедню», – подумал он и, прихватив налитый барменом бокал коньяка, подсел к Грецкому.
– Ну что, Артурчик, как продвигаешься по тернистой тропе искусства? Или решил не тратить силы зря и гору обойти? Видел я твою мазню – это все чужое, мальчик, к тому же, плохо скопированное.
Артурчик и впрямь чуть было не подавился куском мяса.
– А что же такое невиданное представили вы? – только и нашелся сказать он в ответ по принципу «сам дурак». – Что-то я не видел столпотворения в вашем зале. Знаете, как это называется? – он брезгливо скривил губы. – Элементарная зависть.
«Ах ты, щенок!», – еще больше разозлился Марат. И, посмотрев на молодого художника с какой-то ожесточенной решимостью, сказал:
– Пойдем, покажу.
Часы работы выставки закончились, на лестнице еще гомонили посетители, а в залах уже установилась тишина. Марат не стал включать свет, лишь чуть приподнял шторы на окнах. «Ну, давайте, давайте, покажите этому сопляку на что вы способны!» – мысленно обращался он к своим картинам и с радостью не то чтобы услышал, нет, скорее ощутил их веселое потренькивание. Полотна вдруг ожили, поражая открывшейся в полумраке перспективой. Эта магическая глубина манила неудержимо – в чащобу, в болота, где ошалело метались обезумевшие совы, кикиморы, лешие и прочая нечисть, где глухо чавкала трясина и неземным огнем горели глаза каких-то странных существ. «Боже! Неужто это создал я?» – простонал мысленно восхищенный Марат и посмотрел на Грецкого. Тот стоял с широко распахнутыми глазами в центре зала, опоясанный короткими световыми вспышками, исходящими от картин, не двигаясь, словно завороженный. Так продолжалось несколько минут. Потом Марат решил прервать молчание: