Симпатии, загадки и тонкое волнение…
Романтика дорог и страстная любовь…
Вы же, люди, любите контрасты. Так создавай же, сынок, контрасты не меж добром и злом или чёрным хаосом после белого порядка, а между тайной любви и разгадкой любви или между задорными шутками и детски-наивным румянцем на её щёчках с одной стороны и рождением от тебя ребёночка и трогательными слезами ответственности на твоих щеках с другой…» – вот что шептали ему силуэты с черными контурами, тени усопших отцов и матерей из прозрачностей былых миров, и Джошуа, наконец, их услышал! Но его романтические мечтания о сложной и приятной любви оборвал Меск, который желал нести разрушения этому миру. Этот атавизм его левого ума нравился Джошуа, он считал, что таковым и должен быть мужчина, не солдатом, который просто воин без поэзии, а просто воином, чья невеста – смерть, чьи деяния сжигают поселения, убивают мужей, насилуют жён и растворяют чужих детей в популяции своих собственных. В этом вся agenda, убивать и умирать, лишь в этом есть здоровое сознание – конечно, никому не нравится держать собственные внутренности, выпадающие из воронки в теле, но они-то будут выпадать и при терпимом миролюбии, так что возгласы женоподобных тварей и так и так будут неуместными. Меск хоть и старался казаться архаичным воином, но Джошуа знал, что это симулякр, что Меск нормальный человек в нормальном мире вырожденцев, что страх, который он сейчас внушает, например, на Шторм, всего лишь сила кошелька нувориша, которому повезло первому достать ружьё:
– Мучения Для Щипачей, Как Тигр – Для Хозяев Коров…
– Не надо, милый!..
– Как Собаки, Увидевшие Льва!
– Ты везде желаешь сеять разрушенья? – испугалась Шторм.
– В Какую Деревню Не Войдёт Эта Страшная Сила Моя!
– Здесь есть вкусные фрукты, не давай всему этому сгореть, не поджигай наш будущий касцёл! – уговаривала Шторм.
– Хоць2 сладкие плоды мне внушают омерзенье, я не буду вам мешать их есть, на время я забуду о вашем равноправии передо мной.
Меск оказал им эту милость, которая теперь словно клещами копошилась в его горле, да такими, что страшно их описывать. Страшно! Тем паче что симметрия леса наводила страх, гармония была будто намеренной и пахла смертью, а хаос жизни ускользал сквозь дырку в букве «А», в которую соединялись скромные ноги охотницы Дианы, поваленные лиственницы, что слабыми детьми мешали друг об друга упасть. Эрос, верный братец смерти, готов был снова обнажиться, снова действовать при полной луне, как в солнечный день, а в солнечном дне, как при новолунии. Ювелирные умения этого чудака при полном его безрассудстве овеществляются здесь в виде дер