– Живете по-мещански, – проговорил он. – Вам кажется, что семья – это гнездо с клушей, которая обнимет, накормит и закроет крыльями. А семья – боевой корабль, который идет через бурное море. Жене позволено все, и нечего трястись над ней, как царь Кощей над златом. – Он ушел в отрадные воспоминания и проронил: – Моя жена переспала с прокурором, и я остался на свободе, а так бы гнил в лагере. – Он еще принюхался. – Рядом с тобой ведьма.
Денис вспомнил о Марго и вздохнул. Обнаружив, что порядком иззяб, он вытащил шарф, не надетый второпях, и на лавку выпал потешный документ, изготовленный для Аркадия Львовича. Старик, как коршун, завладел бумажным клочком.
– Зачем это? – спросил он, разглядывая правдоподобный милицейский протокол дебоша, учиненного первым космонавтом.
– Не терплю гладких биографий, – злобно сказал Денис, следя за бумагой. Он опасался, что старик положит ее в карман, и не нападать же на него, тем более что в рукаве у него нож, а дома – жена, переспавшая с прокурором. – Слепили икону из подопытной зверюшки. Могло же с ним происходить? Могло? Могло?..
Он затрясся в истерике. Старик покосился на него и отдал бумагу.
– Ты не годишься для игры, но ты не лыком шит, – произнес он глубокомысленно, и Денис похолодел, предчувствуя срок за подделку документов. – Архив? Коммунальный… не знал такого. Домовые книги, документы о прописке… кадастры? – Что-то сверкнуло в его глазах. – Москва, республика, федеральный? Да, милый, ты не прост. – Последние слова он процедил сквозь зубы.
– Международный, – сказал Денис.
Старик давил его таким превосходством, что он повеличался: – В подвале трофейные ящики с немецкими фондами, как свалили в сорок пятом, так и стоят.
Глаза старика вспыхнули, но тут же погасли. Возникла тягостная морозная пауза.
– Бери правильную бумагу, – буркнул старик. – Видно, что туфта.
Денис ждал любую реакцию, но не такую.
– Вы странный, – проговорил он. – Кто вы?
Старик надменно фыркнул и выдвинул челюсть.
– Я представитель. – Он бесстрастно пояснил: – Вы называете его сатаной, лукавым, князем тьмы, а в деревнях зовут по-домашнему, кумом, куманьком. Я из преисподней, дурья голова.
Старик был так органичен в своем безумии, что Денис испугался за свой разум и прикинул, как бы незаметно вызывать психиатрическую скорую.