В этот день в лес она так и не пошла, и не потому, что пребывала в горе и растерянности, ничего подобного, пока сильно переживать вообще не из-за чего. Продукты у нее есть, деньги тоже, правда их тратить не на что. Забавно, она так много думала о том, как и чем заплатить штраф, если обнаружится, что она продолжает лечить. Обнаружилось, деньги на штраф есть, но про него не вспомнил ни глава, ни наставник. Отсюда вывод: не стоит заранее переживать, еще неизвестно как дело повернется, что понадобится, а что нет.
Но это все рассуждения, а не пошла она потому, что почти до темноты возле калитки все кто-нибудь да крутился, в основном детвора, все ждали, выйдет она на улицу или нет. Встала, как только рассвело, позавтракала, сварила горшочек каши, совсем небольшой, чтобы легко нести было, взяла немного соли и ковригу хлеба, было уж совсем пошла, завернула за дом, но примерещился какой-то сверток, сунутый поверх калитки. Что такое?
Действительно сверток, не мерещится. Развернула, а там сало, прошлогоднее, конечно, желтое, зато здоровенный такой шмат. И даже кусок сахару, расщедрился кто-то, однако! Сахар продукт не дешевый, не у всех на столе каждый день бывает. Она плохо вчера думала о посельчанах, никто за нее не вступился, но вот помогают же, пусть тайком, молча, но помогают.
Илька показалась ей похудевшей, еще более загорелой и у нее были ободраны все части тела доступные обзору: руки, ноги и одна щека. Но матери она радовалась по-прежнему шумно и многословно, пересказывая все свои новости. Нани рассеянно слушала ее, оглядывая вышедших встречать ее Марину и Игнаши. Но вот среди перечислений новых достижений дочки ее слух царапнула одна фраза.
– Что, что ты здесь научилась делать?
– Говорю же, научилась рыбу в ручье подманивать и ловить ее прямо руками. Опущу руку и пальцами тихонько шевелю, а они такие любопытные, подплывают посмотреть, что это такое новое у них появилось, а я цап первую попавшуюся прямо за жабры, здорово, правда?
– Правда. Но я не об этом. Что еще ты научилась делать?
– Ну, не знаю, я много про что тебе говорила, ты что, плохо слушала что ли? А, может быть, летать? – Увидев, как в удивлении поднимаются ровные дуги красивых материнских бровей, – она в упоении заторопилась, – правда, правда, уже летаю, меня Игнаши научил. Только я устаю быстро очень, прямо слабосильная какая-то, – и она с большим неудовольствием оглядела свои руки, все в синих и красных пятнах от ягод.