Лидия вздрогнула. Арвид… Кто-то другой зовет его по имени! И как запросто!
– Ваше здоровье! – отозвался Шернблум.
– Веселей, мой мальчик, – продолжал барон. – Тоскуешь, верно, по своим горам в Вермланде?
– Какие уж там горы, – возразил Шернблум.
– Ну, почем я знаю, – сказал Фройтигер. – Я весь мир исколесил – кроме Швеции. А с Вермландом меня только то и связывает, что бабка моя по отцу в юности была влюблена в Гейера. Но он дал ей отставку. Дело было так. Гейер катался на коньках с моей бабкой на одном вермландском озере, – кажется, на Фрикене, и было это в начале нынешнего века. Надо думать, в тринадцатом году, ну да, ведь тот год была суровая зима. И бабка моя возьми и шлепнись на лед. Тут-то Гейер и увидал ее йоги. И они оказались куда толще и короче, чем он предполагал. И пламя угасло! Ну а мой дед, горнозаводчик, малый не промах и не такой эстет, взял ее себе в жены. Вот так и получилось, что я зовусь Фройтигер, живу на свете, что я, ваш покорный слуга, сижу с вами и наслаждаюсь природой. Н-да!
Нотариус Ловен уже давно начал выказывать признаки нетерпенья. Он ерзал на стуле и откашливался. Потом вдруг встал и завел арию из «Миньоны». Прекрасный голос звучал сегодня особенно глубоко и нежней всегдашнего: «Узнает ли она – в невинности девичьей, – что нежность дней былых уж страстью душу жжет…»
Лидия спустилась на лужайку перед верандой, срывала листочки с куста барбариса и растирала пальцами. Кандидат Шернблум поднялся и стоял теперь у перил веранды на месте, только что оставленном Лидией. Она медленно углублялась в сад. В саду густел сумрак. У сиреневых кустов подле беседки она помедлила. Сюда несся голос Ловена:
О, весна, приди, оживи ее ще-очки…
Ничего не поделаешь, на верхнем си-бемоль он пустил петуха.
Она услыхала шаги по гравию.
Она узнала эти шаги. И спряталась в беседке.
Осторожный голос:
– Лидия?
– Мяу! – раздалось из беседки.
Но тотчас ей стало стыдно, что она так глупо мяукнула, и она не могла даже понять, зачем это сделала. И протянула к нему руки.
– Арвид. Арвид.
Долгий поцелуй.
Задохнувшись, он оторвался от нее и сказал тихо:
– Я тебе нравлюсь?
Она спрятала лицо у него на груди и молчала. Потом она спросила:
– Видишь ты вон ту звезду?
– Вижу.
– Это вечерняя звезда?
– Нет, не думаю. Вечерняя бы уже зашла в этот час. Это, верно, Капелла.