– Бинти?
Я поеживаюсь. Уже много лет я не откликаюсь на свое старое имя, но даже сейчас, когда слышу, как его произносят, это бередит рану. Слезящиеся глаза женщины расширяются, и я вижу, как на ее лице сменяются эмоции – узнавание, растерянность, а затем радость. И радость злит меня больше всего. Я научилась не доверять Кобре в таких вещах, как радость, и по опыту знаю, что ее радость редко сулит что-то хорошее для меня. Она движется вперед, и я отступаю на шаг. Это, похоже, оскорбляет ее, но я игнорирую ее полный страдания нетерпеливый взгляд. Открытое пространство между нами – необходимая предосторожность, место для того, что не высказано вслух. Кобра прищурившись смотрит на меня.
– Не понимаю, – говорит она. – Мальчишка-посыльный сказал прийти сюда. Это ты его послала?
– Да.
Глаза Кобры опускаются с моего лица к кинжалу, который я по-прежнему сжимаю в руке. Она не выглядит испуганной или расстроенной – лишь разочарованной. Почему-то это еще хуже.
– Итак, – с ноткой покорности в голосе произносит она, – для этого ты меня призвала – чтобы убить? Признаю, я немного удивлена.
– Ты не оставила мне выбора.
Я сжимаю кинжал еще крепче, резная рукоять впивается в ладонь.
– Я же сказала: оставь нас в покое.
– Так я и сделала.
– Тебя видели снова, – рявкаю я. – У стен Ночного зоопарка. Люди начинают задавать вопросы.
Кобра ненадолго замолкает, разминая пальцы.
– Я просто хотела убедиться… – Она запинается. – Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
Я морщусь:
– У нас и без тебя все нормально.
– Правда? – Кобра вскидывает брови. – Значит, Бааз Мтомбе хорошо платит тебе и Лесего?
– Дело не в деньгах. – Мой голос невольно звучит так, будто я оправдываюсь. – Дело в стабильности.
– Ах да. – В голосе Кобры появляется язвительность. – Ничто так не гарантирует стабильность, как долговое рабство. Скажи мне, если вы с Лесего работаете целый день, кто присматривает за…
– Не надо. – Я стискиваю зубы так, что слышен скрежет. – Не смей произносить имя моей дочери.
Кобра оценивающе смотрит на меня.
– Ты не сможешь скрывать это от нее вечно, – шепчет она. – Скрывать, кто она, кем она должна стать… если это подавлять, ей же будет труднее. Это у нее в крови, и ты никак не можешь этого изменить.
Я слышу в ее голосе нотку удовлетворения, и мои страх и вина мгновенно превращаются в нечто иное – липкий всепоглощающий гнев, который стискивает горло. Этого не должно было случиться, я не должна была позволять ей вывести меня из себя. Призрак улыбки касается краешка рта Кобры, словно она слышит мои мысли.