Ее сиянье факелы затмило.
Она, подобно яркому бериллу
В ушах арапки, чересчур светла
Для мира безобразия и зла.
Когда видишь такого человека, то уже неважно, что он из враждебной семьи и что тебе запрещают его любить. Я думаю, Шекспир хотел показать, что нельзя запрещать любить.
В гибели Ромео и Джульетты виноваты родители и их конфликт. Не надо было вести междоусобную войну.
Мать Джульетты ведет себя неправильно. Нельзя выдавать девушек замуж силой. Джульетта была бы несчастлива с Парисом, она его совсем не любит. А родителям все равно. Одна кормилица ее жалеет, как бабушка. [зачеркнуто]
Я думаю, что [зачеркнуто] Шекспир стремился показать, что [недописано]
Зато в их жизни была любовь, настоящее красивое чувство, а можно прожить сто лет и не любить никого, только есть и спать. Никому не нужна такая жизнь. Поэтому мне понравилась трагедия Шекспира «Ромео и Джульетта».
Полина нарисовала капустообразную розочку и написала:
Джульетта говорит, что роза пахнет розой, розой назови ее или нет. Вот вам роза от меня! Было бы интересно, если бы действительно можно было бы назвать розу другим именем – и она стала бы пахнуть по-другому. Типа называешь ее как-нибудь уруфка, и она пахнет как-то совсем-совсем необычно. Как ничто другое.
Мне очень жаль Ромео и Джульетту, их маму и папу и всех других людей из этой книги.
Олег списал абзац из учебника и сделал три ошибки.
Полина знала, что ей придется уйти.
Совсем маленькой, только научившись говорить, она стала впускать в себя те другие слова – взрослые говорили: сочинять. Ей казалось, что те, другие слова просто появляются у нее в голове, там же, где живут слова прочие, выученные раньше, растут, как грибы у крыльца, беловато-коричневые, ломкие, со злым запахом.
Полина была уверена, что все должны понимать те другие слова, потому что она их понимает. Говорила:
– Мама, на тартуфке растет уруфка! (Под окнами, на клумбе, распустилась бледно-желтая роза; откуда там этот куст – неведомо, уж точно не мать посадила: не до того ей.)
Мать спрашивала:
– Что? Не понимаю…
Полина говорила:
– Зыфрики играют! (Кузнечики стрекочут.)
Мать возмущалась:
– Говори нормально!
Полине было обидно за те другие слова, и она плакала. А потом решила прятать их в себе до случая, знала: слова пригодятся. Да, часть их умрет в неволе, высохнет, как муха между оконными рамами, но какие-то все-таки сохранятся и потом, в нужный момент, прозвучат, пойдут неуверенно, как на слишком высоких каблуках, оглядываясь и смущаясь, туда, где их всегда ждали…