И вообще, может, пешком добираться не такая уж плохая идея. На дома красивые лишний раз посмотрю. Барокко, классицизм, модернизм, конструктивизм – один исторический слой за другим. Ходи и наслаждайся. Люди за это, между прочим, деньги платят, а ты под этой прелестью в вагоне трясешься, ужас, в архитектурном еще учишься.
– Может, тебе одолжить? – спрашивает моя благотворительница, вместо того чтобы лезть с настойчивыми советами. Воистину, небесное создание. – Мне несложно, вернешь, как сможешь.
Я придерживаю ей дверь, из которой тянет теплым и душным ветром метрополитена. Небольшая белая ротонда вдруг начинает казаться мне тесной, будто купол потолка опустился на несколько метров, а стены сдвинулись.
– Да нет, – я качаю головой, – все правда не так плохо, я просто шучу.
Ей на самом деле несложно, она девочка из хорошей семьи, очень-очень хорошей в отличие от моей. Не только в материальном смысле, но и в общечеловеческом. У людей, на минуточку, швейцар в парадной, квартира на половину этажа – еще и с эркером, – потолки под четыре метра с лепнинами и дача в пригороде, а она тут со мной как с ровней, а не как с челядью разговаривает. Потому что, если я назову свой подъезд парадной, умру от передозировки постиронии.
– Ты всегда «просто шутишь». – Она показывает пальцами кавычки, смотрит знаю-я-твои-штуки взглядом. – Может, хоть раз дашь тебе помочь? Мы друзья или как?
Да, мы друзья. Хотя иногда мне кажется, что наша дружба держится лишь на ее чувстве благодарности за… несколько, скажем так, хороших вещей, которые я ухитрился для нее сделать. Ну и на том, что я единственный, кто согласился сидеть с ней за первой партой на всех парах. У нее синдром отличницы и плохое зрение, а меня преподы с любого расстояния видят, так что смысла нет прятаться.
Ах да, и еще наша дружба держится на том, что она не лезет лечить мне голову, как бы ей того ни хотелось.
– Пока друзья, но однажды я обязательно подумаю о том, чтобы стать твоей содержанкой, – заверяю ее я.
– Иногда твоя упертость меня просто поражает, – фыркает она, раздраженно хлопая картой по турникету.
На моем же турникете мелькнувшая в маленьком окошке циферка красноречиво намекает, что завтра я отправлюсь в универ пешком.
У эскалатора мы снова воссоединяемся, и он медленно нас глотает, уводя в глубину почти до самого центра земли. Стены туннеля начинают давить. Воздух кажется невыносимо душным, спертым. Бесконечная вереница людей вытянута как цепочка бусин. Кто-то быстро сбегает вниз, исчезая из поля зрения. Это мельтешение нервирует.