Три рая - страница 19

Шрифт
Интервал


Вдруг одеяло войны поднимается, и Гарри видит лицо отца: «Ты не спишь?» – немой вопрос застыл на его лице. Мальчик почувствовал надвигающуюся бурю. Отец выпрямляется, он взволнован и рассержен. Гарри видит это.

– А что у тебя за солдатик? – спрашивает он. – Откуда он у тебя?

Гарри молчит, но понимает, что голос отца становится злым.

– Ты взял без разрешения игрушку? Как ты посмел, сын? Ты знаешь, что это очень постыдно? Ты знаешь, что воровать нельзя. Это очень неприличный и грязный поступок. Вставай и одевайся.

Отец рассерженно выходит из комнаты. Гарри испуган и застыл от страха под одеялом на несколько секунд, но делать нечего. Уныло он вылезает из кровати и начинает одеваться. Выйдя из своей комнаты и зажмурившись от яркого света люстры, он увидел сквозь прищуренные глаза взволнованную и молчаливую мать. А отец уже был обут.

– Поехали, – немногословно приказал он и вышел из дома.

– Милый сын, отец очень зол, что ты украл чужую игрушку, и вы поедете назад к дяде Смиту, отдадите ее и принесете извинения от всех нас.

Буря эмоций овладела Гарри. Как? Зачем на ночь глядя куда-то ехать? Почему? Ну, у Смита много солдатиков, он же ничего не узнает, он не увидит! Не хочу отдавать такого классного солдатика! Слезы обиды и негодования покатились по его щекам, оставляя длинные полосы.

– Мама, может, не нужно никуда ехать? Я же взял только одного, – сквозь всхлипывания и заикаясь от обиды промолвил Гарри.

– Нет, сын. Я не могу жить с вором, ты должен отдать чужую вещь. Это не обсуждается, – сказала мать звенящим, как сталь, строгим и каким-то чужим, необычным голосом.

Гарри никогда не видел мать такой холодной и равнодушной, непреклонно строгой. Ему стало страшно, по-настоящему страшно. Ужас от того, что он больше не нужен родителям, что его не любит мать, парализовал все тело. С мальчиком случилась истерика, и душа Гарри, как наяву, снова испытала стыд, разочарование и страх. И ужасающая картина стыда встала перед Гарри, когда, доехав до места пикника, они постучались в дверь ресторанчика. Через какое-то время вышел заспанный дядя Смит с немым вопросом на лице: «Что случилось?» Гарри протянул сжатого в кулачке солдатика и навзрыд с трудом проговорил:

– Простите, дядя Смит, простите меня, я случайно положил в карман солдатика, и мы приехали его вернуть, – слова застыли в горле мальчика, как ком, он больше ничего не смог сказать и заревел, как могут реветь только дети, сотрясаясь всем телом, без возможности остановиться.