Ох, мама, ты не бывала в Вэйланде.
– Несправедливо? – Джорджи скорее была ошарашена, чем разозлена. Ее тонкие брови взлетели вверх, а губы невольно округлились. – Они крали детей, насылали болезни, порчи! Можно долго перечислять, но я тебя не виню. Почти все первокурсники рассуждают так же, как ты, кроме коренных вэйландцев. Современный мир развращает мышление, он превратил ведьм в мучениц, но мы знаем правду, – она гордо вскинула подбородок. – Ведьмы – истинное зло. И скоро вы все примете это!
– А если я не хочу участвовать в вашем фарсе? – Мари мысленно вздохнула, коря себя за неумение удержать язык за зубами, но было уже поздно.
Ты – упрямая, как и твой отец. Это плохо для ведьмы. Ты никогда не можешь понять, когда нужно остановиться.
– Что если я считаю иначе и не хочу менять свое мнение?
Шокированная Джорджи молчала, и Мари, позволив бушующему внутри нее гневу выплеснуться, начала декламировать:
– Там слезы, там стоны, там пленники зла.
Там женщины воют, кричат без стыда.
Здесь в черной обители, жители мглы,
Не молятся Богу, лишь Аду верны.
Вокруг Мари образовалось пустое пространство. Первокурсники боязливо отступили от нее, словно страшились заразиться неведомой им болезнью.
А Мари продолжила:
– Их ведьмами кличут, пытают и жгут,
Мольбы их не слышат, считают, что лгут.
«И нет им прощения!» – ревут палачи,
А девы все стонут: «Прошу, помоги…»
И всем безразлично, что эти грехи
Со злобой надумали их судии.
Лечила ль больного, дитя приняла?
Пустое, на деле ты беса звала!
И полнятся склепы телами бедняг,
А люди хохочут, для них все пустяк.
И земли багряные кровью плывут,
А зло усмехнется: «Пришла пора смут…».
Голос Мари наполнился неведомой ранее силой и зазвучал разными оттенками женского голоса. В нем проскользнул гнев и боль узниц замка скорби, в котором ей предстояло учиться. Он был то мягким и нежным, то властным и дерзким. И только когда прозвучал последний слог, ярость покинула Мари, и она превратилась в пустой сосуд, не способный даже пожалеть о сказанном.
– Ты – космос! – услышала она позади себя тихий и явно восхищенный голос.
– Эллиот?! – Джорджи спрыгнула с помоста и быстро вклинилась между Мари и своим парнем.
Мари обернулась и тихо вздохнула. Она-то надеялась, что совет Айви насчет Эллиота ей не пригодится. Но перед ней стоял тот самый парень с обложки журнала. Пшеничные волосы были уложены, как перышки, один к одному, на висках выбритые иероглифы, подозрительно похожие на символы в прическе Джорджи. Но в остальном Эллиот был слишком безукоризненным. Улыбка, как светодиодная лампочка, глаза, как изумруды. Понятно, почему Джорджи сходила с ума.