Мама на его жалобы только разводила руками: мол, а куда я ее дену? Яслей и садика нет, а так хоть родной брат за мной присмотрит. В то далекое «хрущевское» время женщины выходили на работу через две недели после родов. Таковы были законы, «поддерживающие и оберегающие» детей и матерей.
Мама благодарила брата за заботу обо мне. Какое уж там спокойствие у матери, когда стайки недетсадовских мальчишек носились по сельским улицам, огородам, лесополосам. Присмотра за нами не было никакого. Так мы и росли друг подле друга. И я всегда чувствовала на себе неусыпный взгляд брата. Хотя и был в моей младенческой одиссее период, когда у меня была нянька. Да, да, настоящая нянька. А история ее появления в нашем доме такая.
Когда маме пришло время выходить на работу после родов, как раз после тех мизерных двух недель, иначе грозила уголовная ответственность за тунеядство, то сам собой встал вопрос: а куда же девать меня? Девать меня было некуда, так как мой четырехлетний брат вряд ли в полной мере мог взять на себя обязанности той самой няньки. Он хоть и был смышленым и ответственным ребенком, но все же не нянькой для грудного ребенка.
Вот так, ломая голову, куда меня деть, мои родители, сидели, обнявшись тихим июльским вечером на крылечке своей съемной квартиры. Мимо шла бедно одетая старушка и плакала, не тая своих слез. Отец остановил ее и спросил:
– Женщина, почему вы плачете?
Возраста она была примерно семидесяти лет, одета в длинную темную ситцевую юбку, такую же блузку и неопределенного цвета платок. Ноги были абсолютно босые и утопали в рассыпчатой, как мука, дорожной пыли. Старушка остановилась, вытерла скомканным носовым платком слезы и прошептала почти беззубым шепелявым ртом:
– Пан, выгнали меня из дома хозяева, -и заплакала с большей силой.
Отец приобнял несчастную женщину и подвел к крыльцу дома, на котором они сидели и думали, куда бы пристроить меня, их дочь, родившуюся две недели назад.
– Ну, идемте, расскажете нам все по порядку, – и усадил старушку рядом с собой на теплое деревянное крыльцо. Она оказалась посередине родителей.
Старушка поведала им свою историю. Звали ее Ганьтя. Родом она была из соседнего села. Родственников после войны у нее не осталось. Люди, у которых она работала помощницей по хозяйству последние годы, прогнали ее, потому что она стала старой: часто болела, ноги распухли и плохо двигались.