А серьёзный парень вдруг как-то очень тепло улыбнулся, – с этого момента и дальше меня каждый раз поражала вот эта его особенность: только что был задумчив и едва ли ни мрачен, словно пасмурный день, будто и не подступишься к нему, и вдруг улыбнулся – и как будто солнце выглянуло.
– Привет. Ну, поздравляю! – произнёс он и протянул мне ключ. А потом, заметив, наверное, мою нерешительность, буквально вложил его мне в руку. Я лишь кивнула в ответ, отчего-то вдруг сжав этот ключ в ладони: мёртвый пластик хранил живое тепло только что державшей его руки.
Кто-то мне что-то ещё говорил… Вроде Виктор по плечу хлопал, тоже с покупкой поздравлял, за выбор такой машины хвалил, с мужем моим шутками перебрасывался, балагурил как всегда, потом я с Люсей обнималась. Потом мне ещё Максову девушку Кристину представили – та невероятно разговорчива оказалась, только её и слышно с того момента стало. Да ещё сам Максим со мной общался, когда все ушли по двору нашему бродить: кажется, пытался донести до меня, чего это за машина такая и с чем её едят, где и что в ней находится и как этим всем пользоваться. А я, вместо того, что бы слушать и вникать, лишь кивала и безотрывно его разглядывала. Какой парень, надо же… какой парень! Вот это сын у Виктора вырос, и так удивительно он похож и не похож на отца. Внешнего сходства мало, скорее, есть что-то такое неуловимое, что свойственно всем близким родственникам и заметно только со стороны. Глаза такие же бездонно-чёрные… Но вовсе не как у Виктора, весёлые и смеющиеся, – нет. Грустные, с поволокой. И как отчётливо проявилась в парне бабкина цыганская кровь: смуглый, что называется, чернявый… Но, конечно, совсем не по-цыгански ухоженный и лощёный. В молодости, помнится, мне только такие, чернявые и нравились…
– Ты меня слушаешь вообще или нет? – услышала я и очнулась.
Чёрт, а ведь даже не заметила, как в машине на водительском сидении оказалась.
– Поняла? ПТС и страховой полис в машине оставляем, права с собой носим, – повторил Максим. Сидя рядом со мной на пассажирском сидении, он показал мне какой-то голубоватый бумажный листок и убрал его в бардачок. – Теперь сиденье подвинь, как тебе удобно, там специальный рычаг под ним есть, и зеркала давай настраивать научу.
Очнувшись, я уже начала соображать, и тут дошло до меня, что нельзя себя так вести. Мамочки, я, кажется, вообще не отводила от него глаз всё это время! А он ведь явно смущён и избегает встречаться со мной взглядом. Ох, ё-моё!