– Чего, Петя? – выглянул из окна миниатюрный на фоне Пети мужичок, в котором я узнал Сергея.
– Жердь сломал, – склонив понуро голову, ответил здоровяк.
– Это ты могёшь! – улыбнулся двойник Ларина.
Знал я, что это не мой армейский дружок, как знал, что за дом строили и почему декабрь сменился весной. Знание позволяло не удивляться и воспринимать происходящее объективно.
– Как же теперьча, Поликарп?
– Придётся повременить с крыльцом. Отправимся мы с тобой, мил дружок, до вечеру за новой.
Даже голос у Поликарпа похож на Серёгин: те же сухие нотки в глухом, как бочка, басе. Он заметил меня, и вышел из дома.
– Чего ротозейничаешь? Не тракцион какой. Ступай, куды шёл.
– Чего ты, Поликарп, на человека взъелся? Али за погляд денег просишь?
Мужики рассмеялись.
– Он, Семён сглазу боитси, – Матвей сел на развалившуюся колоду и закурил, – Не серчай, добрый человек. Не со зла он.
– Ты ещё меня повыгораживай, как красну девку.
– Может, помочь чего? – спохватился я.
– Помог барин батраку, – махнул Поликарп и подошёл к Матвею, – Дай-ка табачку.
– Ты прям Святой Ковчег рубишь. Ни глазу со стороны, ни слова.
– Как же не Ковчег? Посчитай для всего рода, на века. Помру, Силка в нём станет хозяином, а за нём внук. Так скрозь века род семеновский в этих стенах на родной земле. Как иначе?
– Не поспоришь.
– Хотелось? – Поликарп играючи толкнул дружка плечом, и они засмеялись.
– Чего ржёте? – подошёл Семён.
– Да хозяин боится, что калика его дом глазом выпьет, – кивнул в мою сторону Матвей.
– А чё. Верно. Неча зря глазеть. Дом силу должен набирать. Поди, поди, мил человек.
– Миха! – услышал я со спины голос бековского дружка, но, обернувшись, увидел вместо Лёхи пьяного пастуха с кнутом на плече, горланящего песню:
…Лихо кони понесли
Прямо в топь боло-отную.
Ты-ы, попробуй-ка, рискни
Стать теперь свобо-одным…
И вечер накрыл крылом село Ханаево. Осенний ветер смахнул тепло. Мужчин возле дома не стало. У ворот на лавочке в кусту сирени молча и, словно не дыша, сидела старушка. Ветер не касался её, не трогал и куст. Мир возле неё замер. Время, достаточно потрепавшее, тоже, оставило старого человека.
– Здравствуй, бабушка.
Ничего не ответила старушка. Посмотрела на меня пронзительным взглядом, и, не увидев, кого ждала, вернулась в прежнюю позу. Единственно, чего захотелось сделать, оставить её в ожидании.