Камера, в которой оказался герой этого рассказа, ничем не отличалась от множества других, за тем лишь исключением, что в ней играли в одну необычную игру. Правила её были таковы: когда наступал обеденный час и приносили еду, одну посуду на всех, заключённые садились вокруг неё и черпали из лоханки пресное склизкое варево друг за другом только после того, как говорили, что ещё плохого и ужасного может сделать с человеком государство. Кто затруднялся с ответом, пропускал свою очередь и оставался голодным.
Уходя из заточения, Жан оставил свою дорогую одежду и часы бедолагам, взяв взамен чьи-то лохмотья. Но кто-то из бандитов, воспользовавшись его добротой и доверчивостью, выйдя из под ареста, совершил в его одежде тяжелое преступление. И вот Жан Вальжан вновь схвачен. Происходит быстрый суд, на котором свидетели его опознают. Также другой человек, которому Жан подал на улице милостыню, купил на эти деньги топор и убил им человека. В этом преступлении также обвинили Жана, потому что, как заключил судья, подсудимый обязан был поинтересоваться, куда этот нищий собирается потратить врученную ему сумму, а так как он этого не сделал, то вины за убийство на нём ровно столько же, сколько и на бродяге. Более того, суд совершенно справедливо заключил, что указанное убийство, таким образом, было совершено группой лиц, что, как всем известно, является отягчающим обстоятельством.
И вот Жан по совокупности двух тяжёлых преступлений попадает уже в настоящую тюрьму, в одиночную камеру на пожизненный срок. Не было там ни солнца, за движением которого можно было наблюдать через решетку, не было дерева в окне, не было глубоких и продолжительных разговоров с сокамерниками. Единственной радостью, положенной тюремным уставом, была получасовая прогулка в накрытом решеткой бетонном мешке, в который также не попадало ни одного лучика света.
Иногда, правда, доводилось пробыть вне камеры дольше – когда случался прорыв. Это была страшная фабрика неволи, где многое было механизировано. Кандалы, которыми заковывали новоприбывших, текли по трубам подобно воде. Но иногда эти трубы прорывало. И тогда ликвидировать течь и собирать рассыпавшиеся звенья невольничьих цепей в мрачные подвалы тюрьмы отправляли Жана Вальжана. В подвалах этих среди пыли и грязи гнили лохмотья человеческих тел, попавших в зубчатые колёса механизмов, двигавших этот поток. Шестерни эти располагались здесь же, и чинили их такие же бедолаги, как Жан. И вот в полутьме, практически на ощупь, среди человеческих ошмётков нужно было собрать всё то, что утекло из труб.