Вот и сейчас, оставшись одна в боксе, облепленная датчиками и капельницами, она закрыла на мгновение глаза и унеслась прочь от этих белых, холодных стен. Вот уже два дня к ней никто не приходил. Еда доставлялась через окошко в двери, капельницы ставила медсестра, молча, не глядя в глаза, не отвечая на вопросы. В полной изоляции было тихо и страшно. Страшно остаться тут одной навсегда.
На третий день, в дверь зашли Лев Константинович и незнакомый молодой человек. Чувство глубокого узнавания шевельнулось внутри, как только Инга посмотрела на прибывшего. Как будто они встречались уже в этой жизни или в прошлой, и знали друг друга бесконечно долго. Такое случилось с ней в первый раз в жизни. Ощущение, что она не одна в этом мире впервые посетило её. Незнакомый молодой мужчина, оставшийся в палате после ухода врача казался родным и близким, к нему хотелось прижаться и отбросив свой страх и все сомнения девушка спрыгнула с кровати и подбежав к мужчине уткнулась в его грудь, обняв руками, закопавшись в него, как в последнее пристанище этого мира.
Алексей обнял ее в ответ, пораженный ровно теми же чувствами и теперь, они стояли вдвоем обнявшись, вжавшись друг в друга, открывая для себя что-то новое, что-то очень важное.
Несвободные, изолированные от общества, с печатью отверженного, за решеткой, в ограничениях, в изоляции от остального мира они проведут тут свои последние дни перед операцией по разбору клеток. Это единственное, что они могут дать полезного, единственное, чем можно объяснить содержание этих несчастных созданий. Отвергнув законы, принятые правителями, провозгласив свое несогласие, они подписали себе смертный приговор – донорство. Даже после их смерти, система заберет принадлежащее себе – их клетки.
Лев Константинович плохо спал этой ночью. Все его мысли были заняты новыми пациентами центра. Помимо необычных анализов, помимо странных показателей энергии, что буквально производили эти двое, отличала их и еще одна особенность. На них было больно смотреть. Больно, в переносном смысле этого слова, в смысле неудобства, скорее внутреннего, чем внешнего, физического. Было ощущение, что эти люди буквально светятся изнутри и свет этот, застил глаза, не давал рассмотреть в подробностях их лицо, деля его на фрагменты и кусочки. Сейчас, ворочаясь в кровати, врач пытался вспомнить, как выглядит лицо Инги и не мог. Он мог представить ее лицо по отдельности, отдельно большие глаза, отдельно прямой нос, тонкие губы, но сложить это все в единое четкое представление о лице не получалось. Сначала он заметил такую особенность при общении с девушкой, но не придал ей большого значения. А потом появился Алексей и эта же ситуация повторилась и с ним. Почему-то не было никакой возможности рассмотреть его лицо целиком. Внутри все сжималось, при попытках вглядеться в эти лица, странное чувство нереальности происходящего накрывало мозг пеленой и заставляло врача отводить глаза в сторону.