Жила в деревне баба, которую хлебом не корми, дай поспать. Опрокинет пару стаканчиков мутной и дня три может не просыпаться. И не старая, и в теле, даже красивой можно назвать. Но ленивая, как полоз обожравшийся.
И вот, эти два самородка выждали. Как уснула лежебока, в хату к ней влезли. В одеяло завернули, в лес утащили и спящую тетерить принялись. И ведь не на месте замыслили, заведомо. И пойла, и закуси заготовили. Два дня забавлялись. И коль лежебока просыпаться решала, так и на тот случай у них план был заготовлен.
На башки себе натянули шкуры рыбьи, с дырками для глаз, да на голубом глазу давай бабе рассказывать, дескать кики они, дескать утащили её за проступки деда, что в годы молодые кику снасильничал, дескать во имя мести. Ну и, пока трепали дурака, кувшин с брагой бабе подсунули. Ну а та уж такая ленивая, что ей любая кутерьма, лишь бы ничего не делать. Кувшин приговорила залпом и дрыхнуть. Дескать, тетерьте сколько требуется, только спать не мешайте.
Потом уж баба эта рассказывала соседкам, что стойко выдержала надругательство, и только благодаря стойкости её кики на деревню не напали.
Да вот, её рассказ куда интереснее правды был.
* * *
Проснулась я от того, что тряска кругом. Глядь, а меня две кики через лес несут на одеяле. Ну, думаю, всё. Закончилась, Матвеюшка, твоя жизнь. Как есть, сожрут и не подавятся.
Шли не долго. Кики будто силой особой наделены. Будто сам лес перед ними раскрывается, и там, где обычному человеку день лаптями грязь месить, они в сто шагов путь проделают.
Притащили меня эти кики в неведанные места глухие, и давай вокруг да около бродить. И тут бормочет одна, что выбрали они меня для испытания всего нашего села. Дескать, в давние времена тут кики селились, а наши праотцы пришли и погнали их. И вот теперь час расплаты настал.
Будем, говорит, мы тебя истязать. И коль слово пикнешь, голову оторвём тебе и всё село вырежем.
Поймите, на себя то мне плевать. Что там жизнь моя стоит? Пустяк. А вот за вас, за соседей, я не на шутку испугалась.
Бейте, режьте, рвите. Слова не пророню. Ну, это я им так сказала.
А эти твари запортки свои расчехлили. Огромные, как тыквы. И отростками срамными давай размахивать. Длинными, как черенок лопаты. И извиваются они у них, как уж на углях.
И как начали они меня насильничать. Два дня без перерыву. Даже времени дух перевести не давали. А я как камень тверда, как дерево молчалива. Как на скованной льдом реке, на лице моём безразличие. Даже и в мыслях нет ойкнуть или пикнуть. За вас, за соседей страшно.