Плантатор постоянно выигрывал, набирая каждый раз двенадцать очков, и вскоре кошель Шарля Фоше опустел. Кардинал Берегового Братства сгоряча хотел поставить на кон камзол, но потом одумался и произнёс сакраментальную фразу:
– К чёрту сантименты, я же пират!
С этими словами он вытащил клинок, целя в сердце партнёра, и забрал назад свои дублоны. Игра продолжилась, как ни в чём не бывало. Проиграв все монеты, флибустьер снова картинно приставлял к горлу Мишеля шпагу плашмя, отнимал деньги, и метание костей продолжалось с неослабевающим азартом. Когда кто-то из толпы сказал, что его уже тошнит от постоянного игрового мельтешения, Дестан резко шикнул:
– Тихо! Замрите и заткнитесь! Слышите – кто-то открывает дверь!
Оказалось, что Костя проспал почти сутки. Впрочем, пробуждение было не спонтанным – его несильно, но настойчиво трясли за плечо. Над самозваным повелителем склонилось озабоченное лицо, которое он гораздо больше привык видеть в очках. Сейчас глаза, не защищённые стёклами, излучали одновременно тревогу и боль, но в следующий миг выражение изменилось – теперь в них читалось облегчение.
– Необычный сон, – произнёс Стефанио. – Впрочем, я догадываюсь, в чём дело. Мне рассказали, что накануне ты был у Селендена. Он тебе что-то дал?
Сверчок не стал отвечать. Говорить правду совершенно ни к чему, лучше сразу сменить тему. Главное – самому понять, что он помнит, и что могло такого произойти, пока его организм бездействовал, мирно сопя на удобной постели в знакомом доме.
– Рад, что ты уже на ногах, Стефанио, – пробормотал Костя, язык пока плохо слушался, но с каждым произнесённым словом улучшалась и членораздельность речи, и ясность мыслей. – Тебя быстро выписали.
– Я сам выписался, – усмехнулся чудом оставшийся в живых Виперидус. – Лечение доктора JR невероятно эффективно, но слушать его бесконечное «э…» выше моих сил. К счастью, он накачал меня такой интенсивной терапией, что, кажется, я состою сейчас из сплошных витаминов, иммуномодуляторов и прочей укрепляющей дряни. Врач сокрушался, что не удалось улучшить мне настроение, но тут уж я заартачился и не дал влезать в мою приватность. Пора и тебе вставать, дружище, а то ты начал пугать своих спутников. Татьяна раза три к тебе заглядывала, беспокоилась, что с тобой приключилось переутомление похуже, чем когда-то в Мексике. Вроде там ты в обморок грохнулся. Ну, и остальные заходили тихонько, посидели, пошептались немного. Хорошие у тебя друзья, мне всегда таких не хватало. Точнее, никаких не было. Никого, кроме брата, и то постоянно в разлуке. Теперь просто никого нет. Странно, правда, когда живёшь на свете больше трёхсот лет, а не с кем поговорить по душам?