После «срочки» я устроился на работу в кафе "Натали". Шалман, где в меню были солянка-борщ-куриный бульон, гуляш-котлета по-киевски-шницель. Шеф Ивлев с "пятницы" вряд ли бы похвалил меня за качество блюд – тем более, что там я был "на подхвате у Маргариты Ачиловны – дородной армянки, которая дома для своей многочисленной черноокой семьи готовила разнообразные национальные вкусности, а на работе в кафе – жидкую солянку и жилистый гуляш. Она меня жалела и пыталась подкармливать своими домашними армянскими яствами, поскольку свою "кафешную" еду мы особо не ели.
Там, в "Натали", я встретил тонкую Таню. Она работала официанткой – и когда я увидел Таню впервые, сразу понял, что хочу не просто её трахнуть (а после "срочки" хотелось сделать это со всеми лицами женского пола допустимого возраста). Я понял, что хочу просто видеть, как она улыбается, когда в кафе приходят дети, как она злится, когда бухие посетители рассматривают её зад. Хочу слышать её голос – как будто у персонажа из советского мультика. Хочу вдыхать её запах – особенно там, ниже линии волос на шее – какой-то легкий и чуть пряный. Хочу спрятаться с ней от всей окружающей нас серости и дряни – хоть в шалаше, хоть в тесной хрущевке, хоть на берегу Индийского океана. Хочу обнять её и никогда больше не отпускать. Когда мне удалось обнять Таню и раздеть – она оказалась вся такая тонкая, что на её спине можно было бы играть пальцами, как на флейте – я любил гладить Танины выступающие позвонки, опускаясь все ниже. Моя тонкая Таня была очень горячей внутри.
Зря я про это решил написать. На флейте играть все равно никогда не умел, как и описывать секс (любовь?) словами. Когда мы здесь с пацанами обсуждаем (вспоминаем или придумываем) баб – другие слова и образы используем, кому расскажешь про Танину тонкую спину – застебут. Таня сейчас в Иркутске, в пяти с лишним тысячах километров от меня. Я не видел её уже полгода.
***
Как я стал мобиком?
Да как все мы. В сентябре объявили мобилизацию – и мне пришла повестка. В кафе я отработал всего 4 месяца – и знал, что надолго там не останусь. Надолго хотелось остаться с Таней, но не бегать же от военкомов, не прятаться под юбкой. Мама, увидев повестку, заплакала, Таня – тоже, но не сразу, она у меня твердая, хоть и тонкая. Когда пришел в военкомат, сказал сразу – готов ехать на войну, но только не поваром, задолбало на "срочке". Записали в мотострелки. Я – не повар, я – пехота.