Писарь вздрогнул всем телом.
– Какие? – требовательно спросил он, пристально взглянув мне в глаза.
В памяти всплыл разговор на площади со Всадниками, обдав меня неприятной волной непоправимости происходящего. Откуда-то я знал, что совершаю ошибку. Но какую, не понимал, потому что вроде бы цель достигнута: монах разговор поддержал. Мне ничего не оставалось, как довести дело до конца и честно ответить на вопрос.
– Герб на Ратуше, – послушно начал перечислять я, – Лоза раньше изгибалась вправо, теперь – влево. Статуя Единорога на площади Семи Лучей. Он рыл землю правым копытом, теперь опирается на левое. Жрецы стали читать проповеди в субботу, а не в воскресенье, как раньше, и утверждают, что так было всегда. Знаменитая речь Возвышающегося про Незыблемое…
– Как зовут тебя, друг?
– Эллари.
– Эллари, я – Плиний. Так ты помнишь старый герб с лозой, изгибающейся вправо?
– Да, я же сказал.
– Понимаешь, брат, я тоже помню старый герб. Без лозы. И без единорога. Со змеёй, обвившейся вокруг разящей стрелы, – тихо закончил он.
Мне показалось, что при словах писаря свечи полыхнули алым. В келье заметно посвежело, а когда я изумлённо выдохнул, изо рта вылетело облачко пара. Монах придвинулся ко мне, судорожно стиснул мою руку и шикнул:
– Тихо. Слушай!
Меня не надо было уговаривать, я и так каждой клеточкой тела впитывал происходящее. Через несколько секунд, которые показались мне вечностью, в ушах зазвенело. Решив, что это из-за внезапно наступившей тишины, я досадливо потёр уши, но ничего не изменилось. Писарь раздражённо покосился на меня и больно пихнул локтем в бок. И тут раздался тихий свист, который внезапно перерос в натужный хрип. А затем словно раскат дьявольского хохота пронёсся по келье.
Я не отрывал взгляд от Плиния. Монах побагровел, вытянул шею и застыл немым изваянием, сжимая в руке фигурку единорога, которая до этого висела у него на шее.
– Вот и всё, – прошептал он потухшим голосом.
В келье снова стало жарко и душно, свечи горели ровно и спокойно, а тишину прерывало только наше неровное дыхание.
– Что это было, Плиний? – отважился спросить я.
– Привет от старого мира.
Голос писаря дрогнул. Он снова бухнулся на колени и замер, на этот раз не приглашая меня присоединиться. Но у меня не было времени ждать. Это были какие-то другие Знаки. Что же происходит?