Острие клинка пробило кору.
Чуть надавить.
И в сторону.
Вот так.
Сила… ему нужна сила. И не та, которую человек искал. Он оскалился.
– Я понял, учитель, – сказал он тому, кто вряд ли его слышал, все же человек давно уже не верил в сказки о вечной жизни. Но иногда ему нужно было поговорить с кем-то. С кем-то таким, как он сам. – Теперь я все правильно понял.
Повернувшись к жертве, он поморщился.
Мяса много, это да. Нынешний больше остальных. И крепче. И здоров был. Гордился, что силой, что здоровьем, только… на самом деле он был слабым.
Нужна иная сила.
Совсем-совсем иная.
И человек задумался, почти позабыв об остывшей печени. И о том, что запах крови привлечет не только муравьев и мух, которые уже роились над телом. В ветвях наверняка прятались вороны, осторожные хитрые птицы дождутся, когда человек уйдет.
Он всегда оставлял им мясо.
И не только…
Человек же отчаянно перебирал тех, кто мог бы дать ему силу. И понимал, что их нет. Что все-то, кого он видел когда-либо, не годятся.
Слабые.
Люди в принципе слабые. А потому задача усложняется. Человек прислонился лбом к дереву, успокаиваясь. Не хватало еще третий подряд приступ поймать.
Если рядом нет никого подходящего, то…
Взгляд снова уперся в тело.
Нужно пригласить.
Губы сами растянулись в улыбке. И он точно знал, как отправить приглашение, чтобы на него откликнулись.
«Придет серенький волчок и ухватит за бочок…»
Добрая детская колыбельная
Человек, сидевший напротив Бекшеева, не выглядел опасным. Напротив, был он невысок и пухловат, и всем обликом своим вызывал лишь недоумение. Как возможно, чтобы этот, потеющий растерянный мужичок, совершил нечто подобное.
Вот и Одинцов хмурится.
– Уверены? – ему неловко спрашивать.
Я хмыкаю.
– Послушай.
Комната, отделенная стеклом, кажется глухой. Но стоит активировать артефакт, и раздается тихий извиняющийся голос.
– …вы же понимаете, что они сами виноваты! Сами.
– Конечно, – вот чего у Бекшеева не отнять, так это выдержки. Я бы этому поганцу давно шею свернула. И потому держу руки за спиной, пусть даже отделяет меня от урода стекло.
Но стекло тонкое.
– Вот… я не виноват! Не виноват я… так получалось… – он отчаянно потеет, этот человечек, и спешит вытереть пот платком, который мнет в пальчиках.
Платок в них смотрится куда как органичнее чулка.