В это время Елена Михайловна занимала в театре второе место после Гельцер. Муж ее, с которым они разошлись, эмигрировал. Она жила с сыном Юрой, трех лет, его теткой и дряхлой бабушкой. Наступили тяжелые времена, когда пшенная каша казалась верхом человеческого благополучия. Квартира не отапливалась. От холода и голода нас спасало увлечение балетом Касьяна Голейзовского. Его искусство было так прекрасно, что заставляло забыть окружающий мир мглы, насилия и кровавых ужасов.
Это увлечение материально ничего не давало, но поднимало тонус жизни. В 1922 году я был демобилизован из Красной Армии. Для меня наступили тяжелые дни. «Камерный балет» Голейзовского, несмотря на большой художественный успех, закрылся. Он перешел работать в Большой театр. У меня не было никакой специальности, я стал безработным и ушел от Елены Михайловны, так как не мог жить на ее содержании. Она не удерживала меня…».
А далее начинается чехарда с работой, продолжающаяся почти десятилетие. Калейдоскоп этих лет таков: ответственный сотрудник журнала «Зритель» и член сельхозартели «Полдень», администратор Дома театрального просвещения и зав. детской колонией «Поварово», секретарь Восточной секции Российской ассоциации научно-исследовательских институтов и статистик Союза Крестьянских молочных товариществ. Одновременно: посещает музыкально-вокальные курсы (класс кино-иллюстрации), издает брошюру о театральных художниках, входит в состав жюри Всесоюзной Спартакиады 1928 г. и сотрудничает в секции по пляске при Совете Физкультуры.
В 1928 году хороший знакомый отца, старый большевик С.А. Лопашов ввел его в состав репертуарной комиссии Большого театра и его Художественного совета. Однако бюрократические, темные силы Большого театра испугались слишком резкой критики своей деятельности Художественным советом и добились его упразднения. В дальнейшем, Художественный совет снова был создан, но туда вошли только «свои» – работники театра.
Как видим, для московского интеллигента тех лет нужно было все уметь и за все браться, чтобы выжить. Для безопасности, чтобы избежать террора и не бросаться в глаза властям своим дворянским происхождением, в 1924 г. отец сократил свою фамилию наполовину, став просто Корсаковым. И все равно конец 1928 г. отец проводит под арестом. Его обвиняют в связях с эмигрантскими кругами. Но 1928-й это еще не 1937-й, и через три месяца он выпущен на свободу.