Потом мы смотрели фигурное катание и новогодний «Огонек». Мама с папой устроились на диване, а я и Оля – в креслах. В двенадцать мне дали открыть шампанское, и мама сказала, держа фужер: «Главное, чтоб не было войны! Нет ничего хуже войны!» Я не раз слышал ее рассказы об оккупации и бомбежках, заканчивавшиеся обычно этими словами. Она всегда произносила их глухим, печальным голосом, ни на кого не глядя…
А в полночь я взял хлопушку и вышел на крыльцо. С разных концов поселка доносились взрывы домашних петард, а кто-то пальнул из ракетницы, и зеленая ракета сделала полукруг по звездному небу под крики и свист веселой компании. Я тоже вступил в «праздничный концерт» и дернул за петельку – хлопушка отозвалась смачным выхлопом и осыпала меня облачком конфетти.
Так начался наш последний с Юлей год.
Глава четвертая Толстой и Гоголь
1
Через несколько дней я решил сходить к Мишке послушать Высоцкого. Пришлось потеплее одеться, потому что морозы взялись не на шутку. Бобину я тоже завернул получше и засунул за полу зимнего пальто.
По пути неожиданно встретилась Леночка. Она была в лисьей шубке и оригинальной шапочке с бубончиками. То ли от мороза, то ли от чего-то еще ее щеки горели, как розы, а вся фигурка выглядела очень соблазнительно.
– Что это ты по такому морозу дома не сидишь и химию не учишь? – спросил я вместо приветствия.
– К подружке иду – английским заниматься, – сказала она скороговоркой, опустив глаза. – А ты куда?
– К Мишке. Высоцкого будем слушать, – и я показал на сверток.
– Да? Он мне не нравится.
– Кто? Мишка?
– Высоцкий! – отчеканила она и улыбнулась.
– А Мишка? – не унимался я.
– Тоже! – засмеялась Лена, попав в ловушку, и шлепнула меня по плечу. – Как Новый год встретил?
– Ничего. Даже из хлопушки бахнул.
– А мы у Юли собирались… Чего тебя не было?
– Я не знал…
Она вопросительно посмотрела на меня:
– А Юлька подумала… Она твои стихи мне показывала… и плакала…
Сердце мое задохнулось, и я понял, как бывает жарко даже на таком морозе… Очевидно, все отразилось на моем лице, потому что Ленка усмехнулась и опустила глаза.
– Ну, давай, – сказала она, – я уже опаздываю.
– Мишке говорить, что ты его не любишь? – поддел я ее напоследок.
– Он не в моем вкусе, – игриво ответила она, и мы расстались.
После услышанного я всю дорогу не мог успокоиться, и мне уже расхотелось слушать Высоцкого. Как будто поднялась главная кулиса, и я увидел всех героев – правда, не понимал еще, чем закончится эта пьеса…