– Арина, это само… Передумал я. Отдай мне назад девчонку.
Арина выпучила глаза, запахнула наспех платье.
– Да как же ты один с дитем-то будешь, Степан? Не чуди, не мучь ни себя, ни ребенка!
Глаза Арины налились слезами. Но Степан резким движением выхватил девочку из ее рук, завернул ее наспех в одеяльце.
– Как-нибудь справлюсь! – сказал он и выбежал на улицу.
Морозный воздух освежил пылающее лицо кузнеца. Он глубоко вздохнул и оглянулся – Арина босая стояла в дверях, кутаясь в шаль. Взгляд ее был грустный и разочарованный.
– Ты хоть имя ей дай, Степан, да в церковь сноси, покрести. Негоже человеку без креста и без имени.
Степан кивнул, побежал по улице, прижимая к себе ребенка.
– Прости меня, Анфиса, прости, прости! – бормотал он себе под нос.
– Эй, Степан! Когда на работу-то придешь? Мне бы коней подковать! – окликнул Степана крепкий мужик, проезжающий мимо на санях.
Но Степан даже не взглянул на него, как будто ослеп и оглох. Мужик удивленно посмотрел вслед кузнецу.
– Совсем Степан из ума выжил после смерти жены. Эх, жалко мужика, – вздохнул он и поехал дальше.
Степан, забежав домой, положил дитя на кровать, а сам растопил печь.
– Ну вот, Анфиса, сейчас избу нагрею, воду вскипячу и намою нашу Снегурку. Но вначале покормлю ее, – сказал Степан, глядя куда-то в стену.
Девочка, услышав его голос, закопошилась в одеяле, закряхтела, требуя внимания. Степан скинул с себя тулуп, согрел молока и, плеснул с полчашки в коровий рог, который приспособил для кормления. Узкий конец рога он отпилил и заткнул его тряпицей, через которую понемногу сочилось молоко. Поначалу девочка захлебывалась, плакала, а потом приноровилась сосать. Сейчас, едва завидев рог, она начала отчаянно бить ручками и ножками, словно бежала к нему навстречу.
– На, Снегурка, пей, набирайся сил! – проговорил Степан, и голос его был полон нежности.
В этот раз он долго и внимательно рассматривал девочку. Правду сказала Арина – красота, да и только. Личико у малышки было круглое, белое, носик – маленький, курносый, глаза – зелёные, большие, а губки, словно алый бантик. Девочка, наевшись, уснула, Степан погладил ее по нежным русым волосикам.
–Ты теперь моя дочь. Я тебя выкормлю, выращу, воспитаю – все честь по чести, – тихо сказал он, помолчал, а потом добавил, – Отныне Дарьюшкой будешь зваться.