Приданое для дочери. Всё, что ты узнаешь, когда станешь совсем взрослой… - страница 18

Шрифт
Интервал


Я подстриглась. На улице навалило снега, и я вернулась домой по колено белая. Смотрю на себя в зеркало – не слишком ли коротко? Ты говоришь: «Мам, неплохо, но лучше с длинными волосами. Как Рапунцель». Ох уж эта всякая сказочная Рапунцель!..

Иногда я схожу с орбиты. Не хочу никого видеть и слышать. Выполняю какую-то механическую работу, не зная, для чего я это делаю. Злюсь, обижаюсь. Как будто я погружаюсь в какое-то зловонное болото, со дна которого то и дело всплывает на поверхность всякая дрянь. Я, правда, не знаю, что будет потом, когда ты тоже будешь взрослым человеком. Потом может быть все, что угодно, но сейчас постоянно находиться в состоянии Любви очень трудно, я не знаю ни одного человека, которому удавалось бы ежеминутно находиться в ладу с собой. Сейчас время неспокойное. У нас тут и конец света на носу, и мировой финансовый кризис, а то и третья мировая, и мы как будто пропускаем через себя это всеобщее возмущение. Если между тобой и миром нет железного занавеса, то штормит так, что просто ужас!..

В это время я вижу мир с худшей стороны. Все неузнаваемо меняется, когда ты погружаешься в эту муть. Многие тоже ощущают эту грань. Есть люди, которые никогда не видели другого, или просто настолько устали, что им «ничего не надо». Человек стремится забаррикадироваться, оторваться от всех остальных в инстинктивной защитной попытке сбросить с себя общую лямку глобальных проблем, потому что «ну устал он бороться с ветряными мельницами». Если вдруг подойти к человеку, находящемуся в таком состоянии, он даже может больно тебя укусить. Особенно, если ты начнешь указывать ему, как пройти к Свету.


Алиса, раз и навсегда осознай, что это есть. Всегда были, есть и будут времена, когда кажется, что весь мир спятил. Что все против тебя. И что ты микроб-разрушитель, который всех накажет. Ты идешь, вся такая в доспехах, из ноздрей – пар, и люди в ужасе разбегаются от тебя.

Я хочу воспитать в тебе беспристрастного наблюдателя, который бы присматривал за тобой в это время. Пусть он стоит рядом с тобой, не участвуя в твоем самоуничтожении, и постоянно твердит: «Алиса, все будет хорошо. Алиса, ослабь хватку. Просто такой день».

Мои родители тоже «подарили» мне такого надежного, верного консьержа. В красной ливрее и с густыми бакенбардами. Теперь каждый раз, когда накатывает, он выходит из шкафа, наливает мне горячего чаю с молоком и повторяет: «Просто такой день. Извольте, барышня, пирожков с изюмом». И за окном буран и бесконечная черная степь, а у меня часы с кукушкой и тишина.