– Славочка, – Зара подошла сбоку и обняла меня.
– Да, вот он – человек с низкой массой тела среди нас, – сказала Валентина Михайловна. – Причем, даже в беременном состоянии. Слава, скажите, какой у вас рост?
– Сто семьдесят шесть, – ответила я.
Леонор, уже было вернувшаяся к своим грейпфрутам, опять удивленно приподнялась.
– Как? Ты высокая? Никогда ние замечала. У миеня была бабушка, очень высокая бабушка, и у нее был рост сто семьдесят шесть сантимэтров. Навиерное, ты, кривишь спину.
– Так, смотрим, – сказала Валентина Михайловна, тыкая пальцем в телефон. Через несколько мгновений она цокнула и сказала, что в подвале, как всегда, нет связи.
– Я посмотрю, – дожевывая суши, сказала Оксана. – Так, ваш идеальный вес, Мирослава, шестьдесят пять килограмм.
– А я столько и вешу, – рассмеялась я.
– В шесть месяцев беременности, ага, – вставила Валентина Михайловна.
После обеда я нехотя поплелась в наш кабинет в мансарде. Сутулюсь я, как же. Ее бабушка была выше… Ну зачем об этом говорить при всех! Да, я сутулюсь. Я со средней школы слишком длинная и слишком худая – нет во мне силы удерживать этот рост. Травинки гнутся на ветру. Но вот чего я никак не ожидала, так это того, что Леонор, получается, на целых восемь сантиметров меня ниже. Почему же я этого совершенно не чувствую? Всегда казалось, что, она выше меня.
Помню, когда Леонор только пришла в бюро – это была толстая и веселая немка. Она сразу устроила пивную вечеринку с колбасками, квашеной капустой и десятью видами пива. Все были от нее в восторге. А потом она решила похудеть. Личную жизнь, наверное, хотела устроить – не знаю. Когда через год после окончания моей стажировки мне предложили работать ее ассистентом, я согласилась, не раздумывая. Но придя в бюро, я ее не узнала. Со спины это была худая девушка, но на лицо она будто стала старше, чем была. Ушли куда-то румяные круглые щечки, черты лица заострились, нос вырос, а глаза из веселых превратились в злые и въедливые, и насмешливо сверкали из-под низкой медно-бурой челки. Теперь она ела не ртом, а глазами и не еду, а меня. Она вся будто вытянулась. Нависала, давила – даже если сидела.
Жила она одиноко в соседней с офисом многоэтажке. Оттого и не торопилась домой, а утром приходила раньше других. Мне было как-то неловко вставать и откланиваться в шесть вечера, особенно поначалу, и я постоянно задерживалась на работе. Но так ни разу и не ушла позже Леонор.