В приемном отделении сломался аппарат УЗИ, и, наверное, поэтому оттуда меня отправили не в отделение патологии, а в родовое.
Родовое отделение, особенно когда сюда попадаешь впервые, напоминает своей атмосферой прифронтовой госпиталь. Со всех сторон на тебя обрушиваются стоны раненых, ожидающих операции, и душераздирающие вопли тех, кому прямо сейчас ампутируют ногу или руку. Так звучат женщины, рождающие новых людей.
Меня положили в темном коридоре, в той его части, где он значительно расширяется. Окна-бойницы под потолком, стены выкрашены в темно-серый, несколько коек, на которых лежат женщины. Отстойник для рожениц, ожидающих раскрытия.
Когда ты одна из них, тоже рожаешь, ты в едином родильном поле со всеми, вы все здесь для одного, а потому обстановка хоть и шокирует, но не диссонирует. Но вот я, только утром была в министерстве, и как оказалась здесь, в этом пекле, со своим скромным двадцатишестинедельным животиком? Маленькая неопытная девочка рядом с исполинскими дикими и вопящими бабами, дающими жизнь.
Женщины не смотрят на меня. И не смотрят друг на друга. Они вообще не здесь – они там, где им и положено сейчас быть – в пространстве между мирами. Я единственная в трезвом рассудке. Как страшно оказаться тут с незатуманенной родовой болью головой. Все мое существо сопротивляется. Я не готова быть сейчас среди них. Мне рано.
Глажу живот, пытаясь успокоить и себя, и дочку.
С дребезжащей тележкой ко мне подкатывается грузная и круглая, как шар для боулинга, медсестра, больше похожая на повариху или санитарку.
– Давай руку, – командует она.
– Здравствуйте, – отвечаю я на автомате и начинаю закатывать рукав, – а что будем делать?
– Катетер ставить, – рявкает повариха в ответ.
Я подставляю руку, спокойно и даже с некоторым интересом наблюдаю за приготовлениями медсестры. Вот она протирает место, очень странное место – с внешней стороны запястья. Потом вскрывает упаковку со шприцем, я отвожу взгляд. Напротив меня лежит молодая девушка. Все у нее прозрачное – и лицо, и пальцы рук, и кожа ног, и огромная казенная ночнушка. Девушка в забытьи. Сильные схватки. Ее лицо такое же целомудренное и скорбное, как у Девы Марии на иконах. К ней подходит доктор, она переворачивается на спину, он бесцеремонно отбрасывает ткань с ее колен, и я вижу, что там, куда умелым движением резко ввинчивается, а потом выскальзывает его кисть в туго натянутой резиной перчатке, все тоже прозрачное, и оно медленно закрывается после чужого грубого вторжения, как цветок собирает свои мягкие лепестки на закате.