Оценку этой катастрофичности Эйнштейн ещё задолго до обнародования манифеста иллюстрировал довольно выразительно: «Я не знаю точно, как будет вестись третья мировая война, но четвёртая точно – палками и камнями». Себя он определял, как «воинствующего пацифиста». Мало того, судьба распорядилась наделить эйнштейновский пацифизм бессмертием. В частности, история гласит, что манифест с подписью гениального физика пришёл к инициатору воззвания – Расселу – уже после смерти Эйнштейна. Как будто с небес гений науки отправил последнее послание человечеству. И оно было посвящено не физическим формулам, а – миру.
Изначально Пагуошское движение мыслилось в рамках расселовско-эйнштейновского взгляда на современное мироустройство, то есть – противоборство двух глобальных систем. «Мир полон конфликтов, – писали авторы воззвания. – И все второстепенные конфликты отступают перед титанической борьбой между коммунизмом и антикоммунизмом». Задачу свою учёные-миротворцы, таким образом, видели главным образом в усмирении военных амбиций и страсти к бряцанию атомным оружием двух враждующих лагерей. По сути – Соединённых Штатов Америки и Советского Союза. Запада и Востока. Других источников глобальных конфликтов, способных привести к расчехлению ядерных зарядов, тогда, в середине 50-х годов прошлого века, не обнаруживалось. О чём не скажешь сейчас.
Жизнь показывает, что угроза ядерной войны исходит не столько от принципиальных идейных расхождений ядерных держав, сколько от наличия ядерного оружия как такового. Раз оно, это оружие существует, на него потрачены силы, деньги, ресурсы, полезные ископаемые, жизни тысяч заключенный на урановых рудниках, то рано или поздно его возможное использование может быть подвёрстано к текущей военно-политической ситуации того или иного режима-обладателя атомного смерча и стать могущественным инструментом, быть может, шантажа, а может и вовсе быть применено по назначению – в зависимости от степени безумства тех, кто готов сегодня походя разглагольствовать о возможной целесообразности атомной перестрелки. «Поэтому, – обращались еще три четверти века назад авторы манифесты к человечеству, – вот вопрос, который мы ставим перед вами, − вопрос суровый, ужасный и неизбежный: должны мы уничтожить человеческий род, или человечество откажется от войн?»