– Да, но… – Мама растерялась. – Нет, не думаю. Господи, каждый раз говорить тебе об этом… Прости. У него другая семья, но он души в тебе не чает. Часто приезжает, постоянно интересуется, как у тебя дела. Просто… так вышло. Даже думать не смей – в этом нет твоей вины.
Деми кивнула, рассеянно глядя в окно. Теперь она припоминала рослого кареглазого мужчину, что разговаривал с мамой. Но не с ней.
С тех пор, как проснулась, она воскресила в памяти несколько человек и целый до тонкости прорисованный городок. Словно реставрировала старинную книгу, давая новую жизнь каждой из хрупких страниц, или строила замок из спичек – медленно, по одной крохотной детали. Однако любая попытка вспомнить, как кто-либо из так называемых знакомых обращается к ней самой, а не к ее родителям или посторонним, оборачивалась неудачей.
Деми была призраком в собственных воспоминаниях. Тенью, что отбрасывает человек, тенью, что лишь наблюдает за миром живых, но стать его частью не может.
– Если я просыпаюсь, уже себя не помня, значит, потеря памяти происходит во сне? А что, если…
– Не спать? Ты пробовала, милая. Это еще хуже.
Деми перевела взгляд на маму, требуя конкретики. Элени вздохнула, явно не желая расстраивать дочь еще сильней. Но она должна понимать: когда восприятие себя и мира размыто, словно картина с холста, на который пролили воду, ценна каждая деталь, каждый крохотный элемент пазла.
– После полуночи… С каждым часом ты начинала понемногу забывать. Сначала незначительные факты, потом – целые годы. Все, что воссоздавала на протяжении минувшего дня. И смотреть, как ты по кусочку теряешь себя… Это жутко.
Деми отодвинула тарелку. Аппетит пропал, так и не появившись.
– Пойдем, кое-что покажу, – мягко сказала Элени.
Вслед за ней Деми вернулась в спальню. Пройдя к тумбочке у окна, Элени выдвинула нижний ящик и поманила ее к себе. Ящик оказался полон крохотных блокнотов на спирали.
– Это все ты. Твоя история.
– Дневники?
– Что-то вроде, хоть ты не раз говорила, что вести дневник в твоем возрасте – это глупо. Там заметки о тебе, отражение твоего самопознания, понимания самой себя.
Элени улыбнулась улыбкой отстраненной, почти печальной, проведя пальцем по корешкам. Деми замерла, не дыша.
– Записи, случается, разнятся. Ты пишешь, что обожаешь черный цвет, а две страницы спустя радуешься, что купила роскошный красный топ, ведь твой цвет – красный. Ты подросток, это нормально. В одном блокноте ты говоришь, что обожаешь нежиться на солнышке, а в другом – тогда в Каламбаке была аномальная жара – просишь увезти тебя на север, – рассмеялась Элени. Заметив взгляд Деми, объяснила: – Каждый день ты разрешаешь мне их читать. И каждый день я предлагаю тебе сделать то же самое. Ты всегда отказываешься. Просто берешь чистые и начинаешь с нуля. Однажды я спросила тебя, почему.