Как те, кто грызут ногти,
Кто жадно кусает локти, покрытые псориазом.
Чума в этот год особо щедра,
Она к Рождеству раздала заразу!
Ряженые-напомаженные колядовщики
Пшено сеяли-посевали… бояр веселили,
Пели, плясали, вверх ногами ходили:
– Коля – Кол – Коляда… Коля – Кол – Коляда…
Дорожные тропы нитями смотались в клубки,
Клубки стали снежками,
Колядовщики шли, их в ворота бросали,
В снег упали монеты… барин кинул сплеча.
Недосказанные куплеты, повторяясь стихами,
В мешок горячими пирогами пали,
Замелькали ухваты,
Хозяева руками кухарок
Наглых незваных гостей гоняли,
Рогатиной метились к шее,
Шла охота на «котелок»,
Снять хотели, поставить в печь,
Запекая, хоть что-то извлечь из начинки…
Хороши, безумно красивы, прекрасны…
И вместе с тем контрастно ужасны рождественские картинки.
Нанизался бисер на ветки ёлок,
На каждой иголке стеклянный осколок хрустально звенит,
Морозен январский день,
Солнце идёт к закату, покидает зенит.
Надвигается ночь, рождественская, тёмная…
Упали к ногам котлеты….
Ряженые несли снедь,
Среди конфет гремела медь,
Звенели звонко на дне мешковины монеты…
Кто-то открыл дверь рублёвого входа,
Портал перехода включил табло выхода,
Обозначив смету приумноженного рубля.
Оно гласило суворовским аквариумом:
«Вход – рубль, а выход – два!»
В день открытых настежь дверей
Тени ходили вперёд людей,
За тенями человеки поспевали едва,
Торопилась нога встать
На собственную теневую печать.
Осторожно, бухгалтер спёр кубик от плитки,
В кармане «Аленки», прикрыты клеёнкой золотистые слитки,
Шелестящий фантик спрятан в кушон,
На спиральной слинке, скрученной с ниток, застыл кабошон.
Рождественскими днями
Чума раздаёт подарки по мешкам,
По смешкам, по рыбьим стишкам…
Выпуклыми глазами смотрела рыба в зал,
Гадала по глазам немая рыба вслух,
В ухмылке острых зуб,
Читайте по губам, смотрите между губ,
Немой ловите звук, умейте слушать.
Степным прострелом кровь ударит в уши,
Прицепится швензой к изогнутой ракушке
Жучок из прослушки, раскроет тайны вам
О том, как Маргарита по ночам,
Приняв пурпурного шато,
Разбила в гневе свой бокал в осколки,
Декантер пуст,
Призывное кричала слово колко…
Кололась гневом первая стеклянная иголка.
Всю ночь фальшивых нот наполнен рот,
До крика петуха – на срыв поёт,
Так, словно полон зоб стекла,
Горло першит,
Одинокое соло в грубый вокал петухов смешит.