Вслед за Эмбер - страница 10

Шрифт
Интервал


– Колыбелька? – переспросил я недоверчиво.

Она усмехнулась:

– В лошадином мире с Колыбельками, Спокойками или Мериносами как раз и надо держать ухо востро.

– Не уверен, что поставил бы на лошадь, которую зовут как матрас.

– И был бы неправ. – Она лукаво улыбнулась.

Мы смотрели друг на друга не отрываясь, и между нами явно пробегали искры. Благодаря отцу я знал кое-что об электричестве, он назвал бы это «полезным» током.

– Вижу, ты не изменился, – сказала она, а окинув взглядом мой костюм, сдержала смех, – почти.

– Я – нет, а вот ты – да.

Я оглядел ее с головы до ног, и не сказать чтобы одобрительно.

– Да ладно, давай выпьем, я чувствую себя голой без выпивки. – Она вздохнула и пошла к пирамиде уже налитого шампанского, а я взял себе «Кровавую Мэри».

– Гимнофобия – так называется боязнь голого тела. Бен, о котором я тебе рассказывал, изучает психологию. Каждый страх, который только можно представить, даже самый дикий, имеет название.

– Больше всего я боюсь падения. Мне снится, что я падаю с лестницы, перил нет, не за что ухватиться, и тогда резко просыпаюсь. Я не боюсь упасть с лошади, это и так все время происходит. Другое дело – упасть с крыла аэроплана или с мачты, меня трясет, стоит только представить.

– Обычная боязнь высоты, ничего такого. Если хочешь знать, есть по-настоящему странные страхи: некоторые боятся бороды, я не шучу. Может, это потому, что из-за бороды человек может выглядеть как дикий зверь. Это называется погонофобией.

– А ты? – Ее глаза сузились, когда она чокнулась со мной бокалами. – Расскажи, чего ты боишься больше всего? – Мы встретились взглядами. Она так смотрела на меня, будто хотела заглянуть в душу.

В этот момент к нам подошел высокий (188 сантиметров) элегантный мужчина, который, как я подумал, был отцом Эмбер. К моему ужасу, у него была, что бы вы думали, – борода! Пусть седая и аккуратная, но все же борода, – надо же было мне так опростоволоситься! Он посмотрел на меня скорее с любопытством, затем обнял Эмбер за голые плечи, словно показывая, кому все это принадлежит: в том, как он это сделал, было что-то неправильное, слишком уж медленным, нарочитым получилось прикосновение, и я понял, что этот мужчина – не ее отец, хотя по возрасту мог быть не то что отцом, а дедом. Мне потребовалась пара секунд, чтобы скрыть слишком очевидное потрясение… В уголке ее рта появилась ямочка, будто ей жаль, если я не одобряю его для нее, но она не собирается что-либо скрывать. Зачем она вообще позвала меня? Как свидетеля, посмотреть, что она делает с собой? Или как героя, который бросится ее спасать? Просто как друга?