Кравцов не выпускает меня из поля зрения. Словно боится, что могу убежать. Крепко удерживает меня за локоть, и, скорее всего, завтра в этом месте проявятся синяки.
– Как ты узнал? – единственное, что вырывается из моего рта за все то время, что мы едем в его автомобиле в неизвестном мне направлении.
Даниил отрывает сосредоточенный взгляд от дороги, смотрит на меня. На его лице играют желваки. Злится. Но почему? Мне казалось, парни всегда сбегают от ответственности. Могут еще напоследок и денег всучить за «решение проблемы». Но Кравцов, как всегда, абсолютно не похож на других. Непредсказуем. Невыносим.
– Подругу твою встретил, – нехотя отвечает он и снова возвращается взглядом к дороге.
Значит, всё-таки Танька проболталась. Неужели все это время знала, что я беременна от Даниила, но упорно молчала, ожидая, что я сама во всем сознаюсь?
Даня не спешит сообщать мне, куда мы едем. Я ерзаю на сиденье, все никак не могу расслабиться рядом с ним. Не понимаю, как в тот вечер между нами вообще могло что-то случиться?
Я чувствую напряжение в каждой частичке воздуха вокруг нас. Тяжелое. Тягучее. Невыносимое. Неприятное. Пальцы Дани с силой сжимают руль, я вижу, что он злится, и не могу поверить, что для него так важен этот ребенок.
Это все так странно: мы знаем друг друга много лет, кроме ненависти ничего не испытываем, а скоро у нас будет сын или дочка. Судьба насмехается над нами, абсурдней и не придумаешь.
Даня паркуется рядом с небольшим итальянским ресторанчиком. Не помогает мне выбраться из машины, ждет, когда я сама подойду к нему. Мое сердце бешено колотит в груди, такой Даня для меня непредсказуем, и я даже не представляю, что будет дальше. Конечно же, я все равно сделаю по-своему, но мне не хочется, чтобы мужчина слишком часто мелькал в моей жизни. Слишком уж много разнообразных эмоций вызывает во мне.
Мы занимаем столик на втором этаже. Зал большой, и из посетителей всего несколько человек, так что можно поговорить без лишних ушей.
Мы садимся друг напротив друга. Я скрещиваю реки на груди и с вызовом смотрю на мужчину. Вижу, как плотно стиснуты его челюсти, а руки сжимаются в кулаки. Он делает глубокий вдох, на несколько мгновений закрывает глаза.
– Мила, чем ты думала? – начинает тихо и хрипло, в его глазах я вижу осуждение. – Чем ты, черт возьми, думала, Мила, когда в одиночку решала судьбу нашего ребенка, да еще и как?! – его голос становится громче, проскальзывают рычащие нотки. Он наклоняется вперед всем телом, ближе ко мне. – Неужели ни на минуту не усомнилась в своем выборе?