– Конечно, – Элоиза уже начала чуть подпрыгивать на месте от нетерпения. Истории о крылатых змеях ее интересовали, а препирательства брата, очевидно, не слишком. – Идем уже!
Лавр и Элоиза ступили на порыжевшую опавшей хвоей осеннюю тропу. Никола задержался на миг, наблюдая, как Старый Ой опускает морщинистые кисти себе на колени и закрывает глаза. Секунда – и уже невозможно было различить, где сам Ой, а где кряжистый огромный пень, на котором он сидел. Ветви зашуршали над головой, словно от ветра, которого не знали здесь уже долгие годы.
Это Старый Ой прощался перед сном. Никола кивнул и шагнул на тропу.
* * *
Он еще помнил земной лес до прихода Большой Беды с моря – вслед за иномирцами Никола и сам начал так называть катастрофу.
Тот лес – все, что тогда от него осталось, – был приключением, и опасностью, и вызовом: Никола с родителями, бывало, с вечера начинали готовиться к походу. Собирали в рюкзаки спички, пластыри, пахучие мази от комаров и перочинные ножи. Мама делала бутерброды и наливала в термос чай, папа доставал старый компас и учил Николу определять, где север, или показывал в растрепанном пожелтевшем атласе ядовитые грибы.
Лес встречал их запахом прелой листвы и горьких трав, жалил мушками и клещами, забивался сырой глиной в подошвы резиновых сапог. Нарядные разноцветные сыроежки прохладно ложились в маленькую детскую ладонь и ломались от неосторожных прикосновений. Родители разжигали костер, и сразу казалось, что наступил какой-то праздник, хотя от дыма порой щипало в глазах и хотелось кашлять. Никола помнил эти ощущения гораздо ярче, чем вид стволов, уходящих в бесконечную синеву. Так и мамины прикосновения ему помнились лучше, чем ее лицо, склоняющееся над ним перед сном.
Этот Лес, здесь, на Корабле, отличался почти всем; с земным братом его роднило как будто одно только название. Никола быстро привык не бояться его: ни насекомых, ни хищных зверей, ни опасных растений тут не встретишь. Одни только величественные деревья, прекрасные, стройные, не знавшие бородавок-трутовиков и жуков-древоточцев. И заблудиться здесь было, конечно, невозможно: его хоть по привычке и звали Лесом, но взять с собой на Корабль иномирцы на деле смогли лишь малую часть опушки. Пах этот Лес тоже совсем иначе: ледяным воздухом, свежей хвоей и растертой в пальцах молодой травой.