Рене неожиданно подскочила со скамьи и громко сказала: «Да, Отец мой, слушаюсь во всем и повинуюсь», и села обратно. По нашему ряду тут же раздались сдавленные смешки. После окончания этой речи мы с девочками стояли около выхода.
«Боже, Лилит, я надеюсь, он это не всерьез говорил? Мы же все видим, как он смотрит на тебя», – с удивленной улыбкой сказала Эва.
«Не знаю. Я думала, между нами что-то есть, а теперь я даже видеть его не хочу. Ах, господин духовник, как вы так незаметно подкрались!».
«Как ваше настроение после моей лекции? Кажется, вы чем-то огорчены? Кстати, мы ведь так и не знакомы с вами, я Теодор Бергк».
«Очень приятно, меня зовут Лилит. Вовсе не огорчена, я просто думала, что вы другого толка. Я уважаю вашу профессию, но устраивать публичное порицание свободных, умных, красивых и знающих себе цену женщин… Ну, Теодор, скажем так, не огорчена, но разочарована».
Рене присвистнула и дала знак остальным «сиренам» отойти от нас в сторону.
«Лилит, я поэтому и подошел к вам. Хочу извиниться, что заставил вас разочароваться в моем образе, однако я именно такой, каким вам представился изначально. Ведь темы лекций мне задают и, более того, вносят в календарь. Вынужден снять с себя ответственность за ваше разочарование во мне!».
«Так это же замечательно! Теодор, я лично приглашаю вас посетить сегодня вечером наше шоу! Вы будете в восторге! Это просто танцы, ведь танец не порицается католической церковью?» – с надеждой в голосе спросила я.
«Лилит», – с придыханием начал Теодор. Мы так часто произносили имена друг друга, потому что просто хотели этого. Словно с каждым повторением между нами все больше крепчала дружеская связь. Или не совсем дружеская, беря в расчет мои виды на него и его очевидную симпатию ко мне.
«В самом по себе танце точно нет ничего греховного, только если он не изнуряет ваше тело и дух, а также не имеет самоцелью грех».
«Что вы, какой грех, Теодор! Что ж грешного в том, что я хочу показать вам возможности человеческого тела? Всю его пластику, ритмику, нежность, дерзость, всю его страсть, а потом сомкнуть вас в ласковые объятия, дабы вы познали человеческую дружбу!».
«Лилит, пойдем отсюда. У тебя еще много дел», – наконец, в это разряженное током пространство вмешалась мадам Тьерри. Она потянула меня за руку, но я продолжала улыбаться и смотреть на Теодора.