– Она не хофоларка.
– Ну и что? Разве это главное?
– Бабушка говорит, что мы должны стараться сохранить наш народ и поэтому…
– Я знаю. А Лайпс говорит, надо соединять свою судьбу с тем, кто тебе по-настоящему подходит.
– Тогда соедини свою судьбу с Лайпсом, ты только о нем и говоришь!
В Тайрин прилетела подушка. Она бросила ее в брата.
– Пойдем завтра гулять после работы? – предложил Тинбо.
– Папа опять рассердится.
– Мы ненадолго.
– Ладно.
«Мы еще дети», – сказал Тинбо, но дети не тоскуют, глядя на влюбленных друзей, не сбегают по вечерам гулять, не чувствуют, как привычный мир разваливается на куски с острыми краями.
– Это флигсы и литы борются за огонек в твоей душе, – говорила бабушка.
Флигсы – злобные духи хофоларских земель, скользкие, мерзкие твари без глаз. Они утаскивают под землю, стоит зазеваться на узких горных тропах, и скармливают твою душу своим детенышам, а тело отправляют обратно к людям. И ты ходишь среди своих же родных, бездушный, потерянный, свой и чужой. Только литы и могут спасти тебя, наполнить твою душу новым огнем. Но как понравиться литам?
– Лучше бы вообще не попасться флигсам, – говорила бабушка. – Не отдавать им огонек своей души.
– А как?
– Думать прежде, чем делать. Стараться поступать не как легко, а как правильно. Верить в то хорошее, что есть в людях, а не искать плохое. Не переживай, белочка, флигсы и литы воюют за человеческие души испокон веков. В каждом человеке идет эта борьба.
– А кто победит?
– Тот, на чью сторону ты встанешь.
Библиотека и мастер над словами Гута постепенно вытягивали из Тайрин ее живость и непоседливость. Три года назад она не могла усидеть на месте, когда бабушка объясняла ей, как набирать петли, а сейчас она целый час терпеливо перерисовывает из книжки сцену битвы императора Вандербута VI с непокорными каесанами. Высунув язык от старательности, она ведет кистью по листу бумаги. Лист чуть шероховатый и не белый, а цвета топленого молока. Такую бумагу делают в Вирсе, и мастер Гута предпочитает именно ее. Тайрин тоже она нравится, хоть кисть идет по такой бумаге не так уверенно, будто сопротивляется. Но Тайрин уже научилась договариваться с ней. Это раньше, когда она только начинала перерисовывать книги под присмотром Кинату, кисть казалась ей норовистой лошадью, которую надо приручить и оседлать. Она виляла, скакала, порывалась выпрыгнуть из рук и рисовала что хотела. Мастер Гута цокал языком и говорил: