– Пока не знаю, – отвечает. – Может, улетают куда-нибудь?
– Куда, интересно?
– Ну, орнитологи даже маленькие радиопередатчики прикрепляли к спинам уток, гусей и журавлей, – заговорила она, как будто только что читала параграф в учебнике биологии, – выясняли, куда же они улетают, когда холодно и есть нечего.
– И что? Выяснили? – спрашиваю, а она уже книжку в рюкзак положила, встала, отряхнулась.
– Выяснили. Ничего нового: утки летят в Индию, в Египет, в Африку. Наши на Каспий летят, на Средиземное море. Туда, где тепло.
– А зачем тогда они возвращаются? Вот и жили бы себе на юге, всегда тепло и пища есть.
– Видишь ли, – смешно так сказала, важно, словно я ей на симпозиуме вопрос задал, – я об этом много думала. Тебе, кстати, куда? – Она медленно пошла к выходу с территории бывшей больницы.
– Мне – туда, – показал я неопределенно рукой, не буду же я говорить, что мне в общем-то никуда, я бы и здесь еще поболтался, но очень уж интересно она про уток рассказывает.
– Тогда пошли, – она надела свой рюкзак, – мне в одно место надо. – Так вот. Утки есть разные. Некоторые так и живут всю зиму в городе, особенно если их подкармливают. Хотя… Знаешь, что им вредно есть хлеб? А их очень часто кормят хлебом. Это плохо действует на печень утки, и она живет в два раза меньше.
Я молчу, иду рядом, не ожидал, что утиная тема так разрастется, я же просто задал вопрос Холдена Колфилда, а попал на лекцию юных орнитологов.
– Понимаешь? – строго так спросила.
– Понимаю, – говорю – и тут вижу: по другой стороне улицы идет Она, несет какую-то огромную штуковину. Нас заметила, оживилась, перешла дорогу. Все это быстро, несколько секунд, хотя казалось, целый час мы сближались: с одной стороны я и рыжая девчонка, с другой – Она с громадиной в руках. Делать нечего, пришлось остановиться.
– Приветствую молодое поколение, – это Она сказала.
– Привет, – это я сказал. – Знакомься, моя мама.
А что я еще мог сказать, все давно расписано. Если двое знакомы и появляется кто-то третий, то надо этого третьего представить.
Она на девчонку уставилась, ждет, когда я назову имя рыжеволосой, но та молодец, быстро сообразила.
– Нина, – говорит. – Это у вас печатная машинка?
– Да. Ей сорок лет, – а сама рассматривает Нину сверху донизу. – Ну, – переключилась на меня, – ты мне поможешь, Федор?