– С власовцами приходилось сталкиваться?
– Да. В Моравии… Кричали нам: «Русские, сдавайтесь!» Когда захватывали таких в плен, мы их не доводили – всех расстреливали. Потому что если он раз предал, то предаст и второй раз.
– Когда был последний поиск?
– Не припомню.
– Как складывались отношения с местным населением?
– Начнем с Молдавии. Там очень хорошо принимали. У девок плетеная бутыль под мышкой и кружка. Выходит и всех угощает. Румыны тоже хорошо встречали. Бросались в глаза роскошь и нищета. С одной стороны, прямо-таки царские виллы. И тут же нищий железнодорожник на государственной службе, оборванный, в лаптях, одна форменная фуражка на голове. Венгры хорошо жили. К нам относились настороженно, но без агрессии. В Словакии нас встречали, как родных. Там же мы работали с партизанами – ребята были отличные, надежные.
– Случаи изнасилования были?
– Были, но не у нас. Я строго-настрого запретил. Если кто-то договорится – пожалуйста, но без насилия.
– Для вас война – это самый значимый эпизод?
– Самый значимый, конечно. Такого морального удовлетворения от выполнения задания и возвращения живым на гражданке я не испытывал.
– Связанные с этим убийства воспринимались как часть работы?
– Да. Уже привык к этому.
– Первого убитого немца помните?
– Нет. В бою убиваешь, черт его знает какой первый…
– Некоторые люди не смогли закрепиться в разведке, потому что не могли работать ножом.
– Нет, у меня с этим проблем не было. Я знал: если не ты, то тебя. Это момент работы.
– Есть такая поговорка: на фронте безбожников нет. Верили в Бога?
– Суеверие или вера… молящихся не видел. Верил в сверхъестественное, не понятное человечеству, но не в таком виде, как преподносит религия.
– В какое время года труднее всего воевать?
– В любое время года плохо. Очень плохо, когда луна. Мы эту предательницу луну ненавидели. Особенно зимой на снегу видны тени. Никакой маскхалат тебя не скроет – ползешь, и видно, как твоя тень ползет. Летом – то еще ничего… Зимой страшно ползти, наст хрустит, и тихо не помогает ползти, и еще луна светит.
– Какой для вас самый страшный эпизод?
– Все они… Конечно, была большая неуверенность в победе, когда брали днем высоту. Можно было рассчитывать только на хитрость. Атак – верная смерть. Вот пехота отступает. Отправляют разведчиков остановить. Я обычно ложился за станковый пулемет. Я не представляю, как можно убежать, когда у тебя в руках такое оружие?! А вот психологически люди не выдерживают – убегают…