– Ты представляешь, – возмущённо начал паренёк, – этот дебил написал в соцобязательствах такую ахинею, что теперь нам, возможно, придётся исключить его из комсомола. Наши тоже лопухнулись и не успели вовремя прочитать и перехватить это «творчество», а теперь всё дошло до начальства. Да, вот посмотри…
Он вытащил из папки листок бумаги с заголовком вверху «Соцобязательство Гаранина А.Б.»
– Вступая в соцсоревнование, посвящённое столетию со дня рождения В.И.Ленина, обязуюсь, – читал я вслух, – 1) к двадцать второму апреля выполнить и перевыполнить всё ранее невыполненное и недовыполненное; 2) очень беречь доверенную мне измерительную технику и не сбрасывать её с антенных вышек; 3) в целях сохранения и дальнейшего развития в себе высокого культурного уровня возить в командировки радиолу «Симфония» для прослушивания только классических высокохудожественных произведений; 4) поддерживать свой внешний вид в опрятном, достойном строителя коммунизма состоянии и для этого чистить ботинки только кремом «Сочи»…
Судя по тому, что там было ещё несколько пунктов, которые я не успел просмотреть, перед Новым годом я по полной увлёкся составлением этой «прозы». Паренёк, заметив мой большой интерес к листку, вытащил его у меня из рук, буркнув при этом: «Ещё скажут, что я это распространяю». Он аккуратно положил листок в папку и спросил: « Ну, что скажешь?».
– Дебил, конечно, – согласился я, – но выгонять из комсомола за глупость может и не стоит.
– За глупость из комсомола не выгоняют, – согласился паренёк, – иначе выгнать пришлось бы большинство, точнее очень многих, но здесь же глупость с политической подоплёкой, да ещё к столетию… Короче, перед комсомольским собранием мы ещё посоветуемся с парткомом и сделаем так, как они скажут.
После ухода комсомольского «лидера» я несколько минут слегка ошеломлённый стоял около доски объявлений, пытаясь вспомнить, чего ещё я там написал, и спрогнозировать своё будущее. Было ясно, что предстояло прощание с надеждами на путешествия за границей и с перспективой простого карьерного роста, а привыкать придётся к пожизненному чёрному пятну в биографии.
Всё исправилось неожиданно и быстро. Через день кто-то из парткома в стиле школьного классного руководителя позвонил к моей маме на работу и сообщил о проступке её сына и чем это ему грозит. У неё резко подскочило давление, и с того звонка началась её гипертония. Мама сообщила обо всём жене своего брата, тёте Тане, которая в 1941 году на подступах к Москве командовала зенитным расчётом, а после войны была даже некоторое время в руководящих парторганах г.Москвы. Тётя Таня обозвала меня дураком и, несмотря на мои робкие возражения, поехала в контору с твёрдым намерением «если не образумятся, то стереть эту шарашку к чёртовой матери». Я до сих пор точно не знаю, о чём она говорила с директором и партсекретарём СМУ-305, но в конторе «образумились» и на комсомольском собрании мне объявили только выговор даже без занесения в личное дело, что фактически означало полную амнистию.