Откашлявшись, старик угрюмо сплюнул в кусты. Жара и слепящее солнце здорово раздражали: мало того что свет чересчур желт, так еще и убогий, поношенный пиджак пропотел насквозь. К тому же яркие солнечные лучи будто нарочно выставляли на обозрение все его убожество – и неопрятную седую щетину на подбородке, и пустую глазницу под левой бровью, и глубокий, жуткий рубец ожогового шрама почти во всю щеку величиной. Беспокойно поправив дугу гарнитуры на тощей цыплячьей шее, старик расстегнул пиджак, оперся о блестящие металлом планки сиденья и с трудом выпрямился. Истосковавшийся, одинокий, обиженный на весь свет, он в сотый раз огляделся вокруг и снова не обнаружил в пасторальном окружении – деревьях, траве, беззаботно играющих ребятишках – ничего интересного.
Но вот трое юных светлолицых солдат, усевшись на скамью напротив, принялись деловито разворачивать картонки с провизией для пикника.
Зловонное, сиплое дыхание старика комом застряло в горле, износившееся с годами сердце забилось куда чаще прежнего. Впервые за многие часы оживившись, старик очнулся от летаргической дремы, устремил близорукий, мутный взгляд на солдат, вытер взмокшее от пота лицо носовым платком и заговорил:
– Приятный денек, а?
Солдаты смерили его равнодушными взглядами.
– Ага, – согласился один.
– Неплохая работа, – заметил старик, кивнув в сторону желтого солнечного диска и шпилей города. – Выглядит безукоризненно.
Солдаты, не ответив ни слова, целиком сосредоточились на чашках дымящегося черного кофе и яблочном пироге.
– Совсем как настоящее, – с грустью продолжил старик, а после слегка замялся, набираясь храбрости. – А вы, ребята, не в минерах ли служите?
– Нет, мы ракетчики, – ответил один из троицы.
Старик крепко стиснул в руке алюминиевую трость.
– А я служил в подрывниках, – сообщил он. – В старой доброй ШБ-три.
Никто из солдат не откликнулся. Все трое оживленно зашептались между собой: на них обратили внимание девицы со скамейки чуть дальше.
Старик, сунув руку за отворот пиджака, извлек из внутреннего кармана нечто, завернутое в изрядно засаленную, разлохмаченную бумажную салфетку. Дрожащими пальцами развернув бумагу, он поднялся на ноги, заковылял через посыпанную щебнем дорожку к скамейке солдат и поднял к груди небольшой, блестящий металлом квадратик.