Впоследствии мне тоже случалось работать у дяди Игоряши. По образованию я – филолог…
Всё это будет потом. Сегодня я просто готов быть первым в цепи. В цепи возделывающих газон. Слово «английский» я сразу воспринял как символ. Всего лишь «как символ» или слишком «как символ» – важно? Бог знает. Знает? Да, знает. Тем более, в будущем выяснилось, что я (к счастью ли? Да, к счастью.) – не первый в этой цепи.
Напоследок неважная правда про дядю Борю. Он – мордва. Точно знаю. Бабушка сказала…))
Когда я вернулся из города своих предков в грёбаный Вавилон, я почти сразу обнаружил себя, в частности, и нашу с Да семью, в целом, в довольно плачевном состоянии в социальном плане нашего бытия.
Работы не было ни у меня, ни у неё. У неё, причём, уже года два, ибо их газетёнка «Россия» (не путать с «Россiей» с «i» с точкой) приказала долго жить, как только мы сочетались с нею законным браком. У меня – примерно полгода, где-то с минувшего марта.
Как-то так вышло «нежданно-негаданно» (смайлик какой-то щепочкой соскребает с внутренней части штанишек собственное подсохшее говнецо))), что все мои работы в штате топовых программ на ТВ, да карьера поэта-песенника с показом, опять же, моей хари во всяких там «Песнях года», да и даже ведение своей полосы в «Независимой газете» остались совершенно очевидным образом в «героическом» прошлом. Да, у меня было истинно прекрасное резюме (благодаря размещению коего на украинских биржах труда, уже в последнюю мою неделю в Харькове, меня позвали в какую-то опять-таки топовую русскоязычную киевскую газету, пообещав ещё и обеспечить жильём), но это «почему-то» нисколько не помогало мне с трудоустройством в грёбаном Вавилоне.
Я написал почти всем своим знакомым, кому-то даже позвонил, но все они в той или иной степени разводили руками, да сочувственно пожимали плечьми. Пикантной особенностью этого расклада было то, что большинство моих некогда близких друзей, к коим я обращался тогда за помощью, заняли к этому времени плюс-минус руководящие должности в самых разнообразных сферах, и, в общем-то, разведение рук большинства из них безусловно являло собой цивилизованную форму посылания меня нАх*й, порою даже не без скрытого, но вполне читаемого злорадства по поводу моего «интересного» положения.
Да искала работу гораздо более вяло, но когда всё же предпринимала какие-то попытки в этом направлении, её друзья поступали с ней, в общем, по той же схеме. Таким образом, общее положение вещей выглядело так: мы продолжали почти каждый вечер громко ссориться, все слали нас нАх*й, а жили мы, как дети, скромными подаяниями родителей