Шоми вспотел, его сердце бешено колотилось. Он сел в кровати и перевернулся на другую сторону. Теперь он думал об отце, как тот качал его на руках в беспокойные ночи, когда Шоми был напуган историями о призраках от старших братьев. Он вспомнил, как папа подарил ему дорогущий телескоп, чтобы Шоми смог смотреть на звезды, хотя все остальные смеялись над его увлечением. С болью мальчик вспоминал взгляд отца, когда он не смог прикончить мышонка. Что будет, если он не оправдает надежд? Как он сможет жить вдали от родного дома в изгнании, если провалит решающий экзамен? Шоми кутался в одеяло и делал глубокие вдохи носом, пытаясь вобрать в себя все запахи дома….Он кутался в одеяло сильнее, стараясь запомнить домашний уют и это сладкое чувство, когда ты знаешь, что дом полон твоих близких, которые мирно спят в нескольких метрах от тебя и скоро все проснутся и начнется веселая суета следующего дня….
***
Шоми проснулся от страшных криков и визгов, исходящих из подвала №1. Все ночные терзания души рассеялись, как дым. В голове остался лишь один образ. Лидия!
Он выпрыгнул из постели, как ошпаренный, и прямо в пижаме ринулся вниз, перепрыгивая через разбросанные игрушки, ударяясь в коридорные стены на поворотах и перескакивая через три подвальные ступеньки.
В подвале перед ним раскрылась нелицеприятная картина. Лидия Синичкина билась на диване в истерике. Её синее платье-униформа разорвалось спереди от декольте почти до самого низа, обнажая лифчик и другое нижнее белье белого цвета. Она кричала, призывала к спасению и, хотя опасность уже миновала, продолжала дрыгать ногами, словно лягающаяся антилопа, отражающая нападение львов. Старшие братья Телл и Харри в семейных трусах сидели в сверженных позах на полу с фингалами под глазами и разбитыми в кровь носами. Суровый папа с огромными кулачищами возвышался между ними и метал глазами молнии.
– Спасите! – продолжала хныкать Лидия, захлебываясь в соплях и слезах. – Умоляю, не трогайте! Прошу вас….Я больше не буду портить шампуни… прошу вас…
– Не трогайте её! – закричал Шоми с не свойственным ему гневом и прорвался, отталкивая папу, прямо к дивану.
Здесь он встал в оборону, обнажив свои маленькие кулачки и готовый биться на смерть.
– Успокойся, сын, – как можно нежнее сказал папа, на лице которого уже не было ярости. Огромные кулачищи расправились в ладони, а руки разошлись в стороны, словно приглашали в объятия. – Твои братья перешли границы дозволенного и теперь получат по заслугам. Я обещаю тебе, что её никто больше не посмеет тронуть. Это твой человек и только твой. Я поймал её только для тебя.