Убийства в Уинкли / The Winkleigh Murders - страница 13

Шрифт
Интервал


ИМОГЕНА. Седрик, ты знаешь, где ты?

СЕДРИК. В гостиной особняка в Уинкли.

ИМОГЕНА. И ты знаешь, кто я?

СЕДРИК. Ты – Имогена.

ИМОГЕНА. И ты знаешь, кто ты?

СЕДРИК. Я – Екатерина Великая, Императрица Всея Руси.

ИМОГЕНА. Екатерина Великая?

СЕДРИК. И я без ума от своей лошади.

ИМОГЕНА. Седрик, прекрати. Если ты собираешься обратить все в шутку, то у нас сейчас другие планы.

СЕДРИК. На минуточку можно всех и посмешить, так? И мне совершенно не понравился твой комментарий насчет моллюска, Чарльз.

БРОНУИН. Однажды я была кем-то еще.

ИМОГЕНА. Что?

БРОНУИН. Однажды, в другое время, я была кем-то еще.

ЧАРЛЬЗ. Думаю, ты загипнотизировала Бронуин. Посмотри на нее.

ИМОГЕНА. Ты была кем-то еще? Правда? Кем ты была?

БРОНУИН. Она была совсем юной, и жила в замке или большом особняке. Со многими комнатами, лестницами и коридорами И по комнатам бегали лисы. И ее отец преследовал их. Иногда и служанок. И голоса брошенных детей шептали в пустых комнатах. А потом…

ИМОГЕНА. Что? Что случилось потом?

БРОНУИН. Тень упала на дом.

ИМОГЕНА. Тень? Какая тень? Ты про облако?

БРОНУИН. Нет. Не облако. Что-то летело по небу.

ИМОГЕНА. Что? Что летело по небу?

БРОНУИН. Что-то огромное, раздутое. Цепеллины. Цепеллины летели по небу. И поливали землю разъедающим дождем. И когда этот дождь падал на тебя, он растворял твою одежду. И ты оставалась голой, и тебя трясло от холода. Потом появились лисы. Они бежали по моему телу. Послышались охотничьи рожки, появились охотники, и я лежала голой в лесу. И лис смотрел на меня. И мне стало так стыдно, что из-за меня его ждет верная смерть. Потом собаки начали меня лизать. И появился Эдвард. И обнял меня, и поцеловал, и шепнул на ухо: «Бронуин, я должен тебе что-то сказать. Что-то ужасное».

ЧАРЛЬЗ. Разбуди ее.

СЕДРИК. Но она подошла к самому интересному.

ЧАРЛЬЗ. Имогена, разбуди ее. Разбуди немедленно.

ИМОГЕНА. Хорошо. Бронуин, когда я щелкну пальцами, ты проснешься и будешь чувствовать себя очень веселой и умиротворенной. Хорошо?

БРОНУИН. Хорошо.

ИМОГЕНА. Раз, два, три.

(Щелкает пальцами. Раскат грома. Полное затемнение).

7
Красный свет

(Дождь и гром. Красный цвет падает на ЧАРЛЬЗА, он в проявочной комнате, в крайнем правом углу зоны гостиной у авансцены).


ЧАРЛЬЗ. Красный свет способствует некоторым химическим процессам, которые необходимы при проявке. Однако, меня он тревожит, потому что наполняет голову образами той ужасной женщины, которая… И еще Эдварда в его комнате, часы тикают, револьвер на столе, вместе с фотографией… Одной из моих лучших… Смеющиеся Бронуин и Имогена в садовой беседке. Рядом с револьвером билет в театр на спектакль «Как жаль ее развратницей назвать». Алое пятно на ковре. Нет. Не должен думать сейчас об этом. Думай о Бронуин. Она выглядывает в окно у жимолости. Ее жаждут все, она отгораживается от всех, хотя что делает ночью, когда дождь барабанит по крыше и бежит по водосточным желобам этого древнего чудовища… Тайна сия велика есть для обитателей старинного дома ее отца. В моем сне я продираюсь сквозь заросли колючего кустарника на склоне холма, мучимый мыслью о ней. Шипы рвут мою плоть. Но при этом, разве я не освободился от агонии всех этих отказов и унижений Лондона? Лондон, фрагмент рухнувшей стены, ее лицо свете газового фонаря, прорывающегося сквозь туманную дымку. Она ест топленые сливки. Капелька пристает к верхней губе, где можно различить маленький шрам. След какой-то детской трагедии, несомненно. Но почему от этого шрама ее лицо становится еще более прекрасным? Мы больше всего любим несовершенности наших возлюбленных, потому что чувствуем: любить их можем только мы. Только так они становятся нашими, благодаря любви к тому, что портит их совершенство. Однажды, когда мы пили в другом месте, залитом красным светом, Эдвард упомянул мне про этот шрам. Кровь на ковре. Отчаянные крики той бедной женщины. Все это еще большая загадка, ставящий в тупик набор взаимосвязанных обрывков… (