Из этого переплетения плотской и духовной гнили в небо возносятся богохульства на сотне наречий. Толпы галдящих и распевающих бродяг шатаются вдоль дорог и улиц, изредка чья-то рука незаметно гасит свет и опускает занавески, и чернявые, погрязшие во грехе лица исчезают из окон, стоит появиться кому-то из случайных посетителей. Полицейские потеряли всякую надежду навести здесь порядок и вместо этого пытаются оградить внешний мир от этой скверны. При звуках приближающегося патруля воцаряется призрачная тишина, и никто из задержанных здесь не сотрудничает с полицией. Преступления, что совершаются здесь, своей разнородностью не уступают количеству местных диалектов, в диапазоне от контрабанды рома и нелегальной иммиграции, различной степени беззаконного и аморального поведения до убийств и тяжких увечий в самых гнусных проявлениях. В том, что уровень преступности здесь остается на определенном уровне, нет заслуги местного населения, если только не вменять ему в заслугу искусство заметать следы. В Ред Хук прибывают многие, но немногие покидают его, во всяком случае, посуху – и у тех, кто держит язык за зубами, шансов куда больше.
В текущем положении дел Мэлоуну чудился еле уловимый дух тайн куда более ужасных, чем любой из грехов, порицаемых горожанами и оплакиваемых священниками и филантропами. Как тот, в ком сила воображения сочеталась с научным подходом, он понимал, что в условиях беззакония современным людям свойственна жуткая склонность следовать порочным, инстинктивным моделям полупримативного, дикого поведения в повседневной жизни и религиозных обрядах, и подобно антропологу он, содрогаясь, наблюдал за песнопениями и богохульством процессий, состоявших из мутноглазых, покрытых оспинами молодых людей, шествовавших по улицам в темный предрассветный час. То и дело можно было видеть кучки этих юношей; иногда они зловеще скалились на перекрестках, иногда на дешевых инструментах играли пугающую музыку у подъездов, иногда, одурманенные, клевали носом или нецензурно бранились за столиками закусочных у муниципалитета, иногда шептались у обшарпанных таксомоторов, припаркованных у высокого крыльца разваливающихся домов с плотно занавешенными окнами. Он смотрел на них с дрожью и великим интересом, в чем не мог признаться своим сослуживцам, так как видел за ними чудовищную связующую нить тайной преемственности, некий дьявольский, сокровенный древний образец, всецело лежавший за пределами и куда глубже омерзительной массы их преступлений, образа жизни и притонов, учет которых столь добросовестно и тщательно вела полиция. В душе он был уверен, что они являются наследниками какой-то безобразной первобытной традиции, носителями вульгаризированных, извращенных обрывков знаний культов и обрядов старше, чем само человечество. На это указывали согласованность и неслучайность их действий, и это проявлялось в слабом подобии порядка, таившегося под их внешней неряшливостью и запущенностью. Он не напрасно читал труды, подобные «Ведовским культам Западной Европы» мисс Мюррей