– И поэтому ты пьёшь? – Стоянов не выглядел счастливым.
– В том числе, – он заткнул пробкой бутылку. – После стольких лет, прожитых вместе, с женой, как и с кланом расставаться сложно. Но, я не про свои горести пришёл рассказывать. Я перебирал вещи дочери, которые остались, сначала всё выбросить хотел, но потом наткнулся на этот дневник, ну, знаешь, какие девочки ведут: с сердечками и заметочками. – Он вытащил из кармана свёрнутую в рулон тонкую тетрадь. – Держи, я его не читал, не смог. А ты посмотри, может, мальчишкам когда покажешь, всё мать лучше узнают. – И он протянул тетрадь мне, а сам снова открыл бутылку. – Точно не будешь?
– Нет, – я покачал головой.
– Как знаешь, – Стоянов встал. – Ты не думай, я очухаюсь и магазином займусь, у меня ведь только эта отдушина осталась.
Я не стал ему напоминать, что у него есть внуки. Похоже, что Стояновы всё-таки навсегда уйдут из нашей жизни, ну и хрен с ними. Главное, чтобы моя покойная жена нам сюрпризов не подкинула. А то, как-то странно её последняя поездка выглядит, очень подозрительно.
Стоянов, пошатываясь, вышел из библиотеки, а я принялся листать этот девичий дневник. Вначале там не было ничего необычного: тексты сопливых песенок, сердечки, а вот уже ближе к середине тон дневника изменился. Как я понял, Анне было восемнадцать, когда она в каком-то клубе встретила Его!
Когда-то она говорила мне, что я у неё был вторым, и теперь я, кажется, нашёл упоминание о первом. Имён не было, но по отдельным фразам можно было предположить, что он немного старше Анны, а дальше шли только восторги.
Мне было неприятно читать про её восхищение другим мужчиной, но до конца оставалось всего пара страниц, и я заставил себя их прочесть. Они расстались – он уехал куда-то далеко и надолго, и Анна больше не прикасалась к дневнику. Всё-таки я был не прав, когда думал, что она никого, кроме себя, не любила. Вот только показывать это сыновьям я точно не буду.
Подойдя к камину, я бросил в него тетрадь и призвал дар огня, чтобы разжечь тлеющие угли. Глядя, как горит дневник, я старался не думать о его содержимом. Более того, больше всего мне хотелось сгрести все вещи Анны, завязать в простыню и спалить к чёртовой матери, как этот старый дневник.
– Константин Витальевич, я заметил, что ваш гость удалился, – надо же, я настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как в библиотеку вошёл Виктор. – Кандидатки, оставшиеся после допроса с пристрастием Клары Львовны и Прохора, ждут в гостиной. Вы будете с ними говорить?