– Моя мама хотела выгнать меня из своего сердца, я ушёл, но забрал её лицо, я был голоден, одиночество пожирало, до дрожжи в коже, меня поглощала тоска, словно одичавший зверь, не с кем было смеяться, так я зашёл в гости к друзьям и сорвал их гримасы, чтоб мы были ближе и мне пришлось дорого заплатить. Все их голоса смешались и орали на меня, говорили что яплохой, но они хотели быть со мной, просто другим, им нужно было время чтоб привыкнуть, но мне пришлось закопать себя живьём, я построил этот дом. С тех пор я мог блуждать по снам и питаться теми, кто одинок, я чувствую тебя что-то гложет, ты виновен, так отдай своё лицо и душу, я согрею тебя и прощу.
Парень всё так же был парализован, но через силу смог проронить на пол лёгкий крик.
– Проснись, проснись!
Алиса толкала из всех сил своего мужа.
– А.аАхх. Мне такое снилось, нам надо от сюда уходить, тут что-то не так, проклятое место.
– И куда нам идти в дождь?
– Надо сознаться, мы совершили зло и всё усугубили, знамение ко мне пришло, пока не поздно.. Всё исправить, мосты не сожжены и мы всё ещё можем быть чисты.
– Тщщщ… Давай поговорим после сна.
Девушка положила руки на глаза и на грудную клетку своего суженного, его сердце билось так же резко и с редкими выпадами, как гром на улице, медленно массажируя голову смогла успокоить его порывы и уложила спать. Филипп погрузился в беспамятство сна.
Ближе к вечеру мужчину пробудил запах распада, задались бессознательные вопросы. Отворив очи он узрел безличие своей жены, её лоно лица было открыто, словно сумка, кровь уже сгустилась и засохла, как сыворотка для гематогена. Живот был вскрыт, как разорванная тетрадка с листами, в которых пытались написать признание в любви, в сердцевине брюха лежал младенец, лишённый в целом головы.
Филипп не испытывал никаких эмоций, он спокойно встал, прислонил лицо к останкам физиономии жены, словно космический корабль присоединился к станции, вдохнул её запах и кровавый узор остался на нём, словно печать, что своим безволием он допустил все эти потери.
После встав с матраса принялся копать яму, знаки направляли его, лучики света падали через узкие щели землянки. Он рыл и рыл, как свинья трюфели, он был взбешён и не мог остановиться, все его руки покрылись грязью, он оставлял себе глубокие порезы своими ногтями, ломая их об твёрдую почву, он не ощущал боли, даже когда сломал себе пару пальцев.