– Пап, помоги! Я там парня убила, кажется! Он лежит, не шевелится. Я его кулаком по голове ударила.
Отец вылетел пулей во двор, но парня уже не было. Мы осмотрели соседние дворы, и там его тоже не нашли. Когда вернулись, соседка по лестничной клетке сказала, что видела, как ребята меня обижали, видела, как я ударила одного из них, а второй сбежал. Когда я побежала домой, она хотела выйти на помощь парню, но он практически сразу пришел в себя, огляделся и тоже сбежал.
Я была очень благодарна соседке, что она не поленилась, вышла и рассказала нам это, иначе я всю жизнь бы мучилась, что же стало с парнем».
Жизнь шла, и эта волна ненависти постепенно сходила на нет. Потихоньку ко мне стал возвращаться мой «мир на воле», но я уже отвыкла от него, привыкла проводить время сама с собой за домашними делами, чтением книг и подготовкой к школьным урокам.
Я по жизни обладаю невероятной упертостью и, если ставлю цель, то буду добиваться ее несмотря на сложности, обиды, отчаяние и слезы. Конечно, были периоды, когда руки опускались и ничего уже не хотелось, когда обида от несправедливости застилала глаза и лились слезы, когда я говорила учителям прямо на уроке о том, что у них двойные стандарты, и меня выгоняли из класса к директору. Всё было, но я ни разу не подумала о том, чтобы перевестись в другую школу.
Со временем учителя откровенно стали не любить меня уже не только за национальную принадлежность, но и за несгибаемый и бунтарский характер. У нас была настоящая холодная война, в которой пока побеждали они, но уже чувствовали во мне не самого легкого противника. Еще их раздражало, что за меня стали заступаться мои одноклассники: как бы их ни науськивали против меня, они, уже немного повзрослев, сами могли анализировать, делать выводы и принимать решения, тем более училась я хорошо и никогда никому не отказывала в том, чтобы не просто дать списать, а подробно разобрать и объяснить тему. Мой домашний номер телефона у многих одноклассников был подписан «SOS», и вечером телефон практически не замолкал. Я помогала, и делала это не для хорошего отношения к себе, а потому, что мне нравилось помогать. И эта черта осталась со мной всю жизнь: после и на работе я была вечным обучающим наставником для вновь принятых.
Мои родители понятия не имели, что я оказалась в подобной ситуации в школе: дома я не делилась проблемами, на родительских собраниях обо мне учителя просто предпочитали не говорить и ограничивались моей успеваемостью по предметам. Тем более они видели хорошие оценки и много грамот за победы на олимпиадах, как школьных, так и городских; видели хорошее отношение одноклассников, и у них не было оснований для переживаний. А я, видя, как им и так непросто пережить изменения в жизни, которые произошли из-за войны, старалась им не давать таких оснований.