В тот хмурый осенний день он с другими детьми из приюта был на прогулке во внутреннем дворе монастыря. Прогулкой это было сложно назвать, скорее это был выгул, под присмотром старого монаха Даяра, так как удовольствия от пребывания под моросящим дождем в это промозглое утро не получал даже монах. Дети в большинстве своем жались друг к другу, не проявляя никакого интереса к окружающему и просто ждали, когда закончится время выгула, чтобы как можно быстрее вернуться внутрь монастыря, в общую детскую келью и хоть как-то обогреться у печи, которая, сколько ее не топи, прогревала пространство вокруг себя максимум на два метра.
Привычное расписание было нарушено в этот день тем, что на него назначили ритуал инициации. Поэтому все пятеро из группы были слегка напряжены и постоянно смотрели на одного из братьев, который располагался на стене монастыря и следил за дорогой, ведущей к монастырю. Он должен был предупредить настоятеля о приезде из столицы провинции – Садаха комиссии по инициации.
– Едут! Ваше Преподобие! Его святейшество Ульрих едет! – Раздался крик молодого монаха со стены монастыря, и парень чуть ли не кубарем свалился с лестницы, бросившись открывать ворота, запертые на засов.
Окно в келье настоятеля открылось в ту же секунду, что свидетельствовало о том, что Преподобный Блурк только того и ожидал. Находясь в явном нервном напряжении, он резко крикнул, – Воспитанники! Живо в келью! Даяр, проследи, чтобы никто не отстал, а то знаю я этих прохвостов, удумают еще в Его Светлость помидорами кидаться.
Да с этим старик Блурк не соврал, было у Дилана с сотоварищами несколько таких проступков после которых розги в вытоптанном дворе монастыря подолгу свистели, охаживая нерадивых воспитанников. А они после данной экзекуции потом пару недель не могли нормально сидеть и спать.
Даяр был на столько стар, что Блурк в свои семьдесят на его фоне выглядел вполне бодрым и жизнерадостным, от того он медленно стряхнул с плаща накопившиеся капли и с кряхтением поднялся со своего излюбленного бревна, лежавшего вдоль одной из стен монастыря, на котором любил сидеть, присматривая за воспитанниками во время их, так называемых, прогулок.
– Давайте пошевеливайтесь! – Проскрипела эта старая развалина и потрясла посохом, что должно было означать угрозу быть битыми для особо медлительных, но на самом деле выглядело так, будто у старика защемило спину и он не может сделать и шага дальше.