На фуд-корте стоял гул. Я получил свой паёк, сел за наш стол, за которым Аркадий с Ангелиной пока сидели вдвоём, без Юры, и спросил:
– Что тут такое? Случилось что-то?
– Да хз, мы сами в непонятках. Вроде мертвяки пришли ночью и со всех сторон нас обложили, – ответил Аркадий.
– Как так получилось?
– Батя говорит, мутные типы какие-то вчера приходили, – сказал Юра, поставив поднос со своей порцией на стол и сев на своё обычное место, – Не то что мутные даже, а опасные – шпана местная. Караульного обошли как-то, к чёрному ходу пробрались и уже стали открывать там всё, но больно шумно это делали, и мент их спалил. Сам дверь открыл и волыной в них тычет, мол, стоять! А они – бегом. А мент – за ними. Бежал, бежал, а потом возьми – и шмальни им в спины. Бам-бам! Одного завалил вроде даже. Ну и всё, тут этот «бам-бам» всю округу на уши поднял, отовсюду повылезали эти… Ну, ты понял, кто. И всё теперь, бродят, шатаются кругом. Это мне батя рассказал вкратце, как смог и как успел. Они с ментом щас на крыше, караульных отчитывают. Они там чё-то наменялись сменами, и один в итоге перегрелся или переутомился и задремал прям там. А второй в палатке отдыхал, и узнал-то про всё только когда мент стрелять начал.
– Ёлки-палки… – только и смог сказать на это я.
– Так, а что эта шпана хотела-то в итоге? – спросила Ангелина.
– Да кто их знает? Украсть что-то хотели, наверное, раз тайком так пришли.
– Или ещё хуже, – добавил я и даже поначалу не заметил, как мрачно это прозвучало.
Ангелина, Аркадий и Юра посмотрели на меня в искреннем недоумении.
– Чё хуже-то? – первым спросил Аркадий.
– Ну, не знаю там. Пробраться внутрь, убить полицейского, забрать пистолет и ключи, и объявить себя новыми хозяевами здесь. А всех остальных – своими гостями, которым надо за каждый день пребывания тут платить. Сначала деньгами, а потом, когда они закончатся – фиг его знает, чем. Кто не захочет – тот может идти на все четыре стороны, если он не может быть полезен сам по себе – скажем так. А если может – прямиком в рабство.
– Не, это уж совсем как-то. Чё-то ты драматизируешь, по ходу, – сказал Аркадий, – Какой-то Древний Египет прям. Рабство… Ещё скажи, пирамиды строить заставят, х-ха-х.
Я думал было разозлиться на Аркадия за то, что своей нелепой шуткой он попытался поднять меня насмех, но вскоре понял, что в смехе его звучит скорее отчаяние, чем насмешка. Будто бы то был просто защитный механизм, охранявший привычную ему картину мира, в которой люди остаются людьми, и ничего, в общем-то, во взаимоотношениях между человеком и человеком не меняется, кроме фона и шума за сценой. Ну ходят мертвецы по улицам и ходят, ну есть дефицит продовольствия, вакуум власти и паралич органов правопорядка и есть. Это ж всё внешнее, напускное. Неужели такие сущие мелочи могут подорвать базовые устои и социальные нормы, складывавшиеся веками и тысячелетиями? Всю глубину нашего падения мы увидим через несколько лет жизни в таком мире, в котором вынуждены жить сегодня. Но и сейчас, спустя месяц, регресс налицо и, думаю, уж теперь-то точно оптимистов не осталось нигде, кроме столичных бункеров и оторванных от земли космических станций, в которых царит своя атмосфера. Однако на шестнадцатый день оптимисты пока ещё существовали и верили, что Древний Египет – это что-то далёкое, архаичное и как будто бы совсем не про нас: цивилизованных обезьян двадцать первого века, в джинсах и со смартфонами, которые уж точно никогда не опустятся до эксплуатации и угнетения друг друга или смертельной грызни за материальные блага. Древние египтяне поклонялись жрецам и верили в бога Ра. Куда этим примитивным существам до нас, молящихся на Джеффа Безоса как на икону успешности и верующих в десять заповедей эффективной жизни Павла Дурова?