Алира, одним этим видом полнясь сил, наподдала, быстро достигнув подлеска низин, и там знакомой дорогой в тени высоких крон, прореженных солнца златыми лучами, устремившись к своим людям, к теплу родимого очага, наконец развеять глодавшие дух страхи за судьбу воинов клана!
Вот только не радушием, а высыпавшимися, идущими боязными шёпотами воинами, встретили её врата! До боли знакомые лица смотрели с испугом, будто на навью, с того света воротившуюся! Хоть и без броней, в длинных рубахах, шитых родовым узором, держали готовые бить в усмерть копья!
Первым делом мечница, ясно, на призрак погрешила, но словами Элиота «Я им не виден!» и полными страха глазами, на неё обращенными, прозрела – нет.
Среди них был и Хорш. Вроде как здорово прибавивший седины, вождь первым двинул к мечнице, часто моргая чуть не слезящимися глазами, положив рукоять секиры на плечо, но от тёплых объятий был упреждён окриком ведуна.
– Стой, не касайся! – одним лишь присутствием раздвинув воинов, вперед вышла, опираясь каждым шагом на посох, низенькая фигура в кутерьме шкур, звеня сотнями оберегов металлических, костных, каменных, чье будто высушенное морщинами, мудростью да долгой жизнью лицо от переносицы было выкрашено вайдой на верхнюю половину!
– Тебе, Алира, нет дороги дальше! – цепкий и живой не по зимам взор черных очей вцепился в зелёные глаза. – Покажи им, яви след скверны из другого мира!
Клана дочери, в чьих ушах стучала кровь, показалась, дескать, ослышалась! Но привыкнув подчиняться ведуну, она стянула наруч и подняла над головой руку черно-серых жил под кожей, щедро украшенной синими рисунками. Нет, не осталось у неё боле среди клана родных, почитай, все отпрянули, хватив обереги!
– Ты мечена злом! Предки явили мне виденьем волю, уж как только вы отбыли! Это твоя ноша, твоя судьба! Не смей тяготить ею клан ястреба!
– Но, мудрый, неужто ничего нельзя сделать? – влез Хорш. В гласе его слышалась твердость идти наперекор.
– Может, руку отсечь? – вылез здоровяк Курш, натянувший брюшком взмокшую потом рубаху льняную, видать, прям из кузни примчал! Добротная борода, рыжая, вечно опалённая, ложилась на взмокшую ткань, а красное от ласки горна лицо, теплясь надеждой, глядело на старца глубоко сидящими глазами, дюже, видать, ценил ученицу, тоже словам металла внимающую!